1308.jpg / Облако Mail.Ru

Облако Mail.Ru - это ваше персональное надежное хранилище в интернете. Все нужные файлы всегда под рукой, доступны в любой точке мира с компьютера или смартфона

Кто мы? Славяне, кочевники, скифы,
Анты, сарматы, варяги иль росы –
племя лесное из древнего мифа?…
Домыслы, споры, догадки, вопросы.

Глянь на себя, славянин горбоносый,
В зеркало глянься казачка скуластая,
Может и вправду, согласно прогнозам,
Русские станут совсем узкоглазыми?!

Где наши светловолосые девы,
Где наши русые парни рязанские?
Кто мы – потомки Адама и Евы?
Или цыгане – мать нашу за ногу?!

Я говорю сулугуни–творожно,
Я заявляю кумысово-квасово,
Я утверждаю горилково–водочно:
Русская нация – МНОГОРАСОВА!

Евгений Нищенко г. Шахты

Р.S.
Пусть россиянином впишется в паспорт
Афро-рязанец, женатый на Лене,
Русские мы - без "ей богу" и "на спор!",
Русские мы в сто двадцатом колене!

СТРАННАЯ СКАЗКА

В Тридевятом государстве
(Трижды девять - двадцать семь)
Все держалось на коварстве,
Без проблем и без систем.

Нет того, чтобы сам воевать!
Стал король втихаря попивать,
Расплевался с королевой,
Дочь оставил старой девой,
А наследник пошел воровать.

В Тридесятом королевстве
(Трижды десять - тридцать, что ль?)
В добром дружеском соседстве
Жил еще один король.

Тишь да гладь, да спокойствие там,
Хоть король был отъявленный хам,
Он прогнал министров с кресел,
Оппозицию повесил
И скучал от тоски по делам.

В Триодиннадцатом царстве
(То бишь, в царстве тридцать три)
Царь держался на лекарстве:
Воспалились пузыри.

Был он милитарист и вандал,
Двух соседей зазря оскорблял,
Слал им каждую субботу
Оскорбительную ноту,
Шел на международный скандал.

Тридцать третьем царь сказился:
Не хватает, мол, земли.
На соседей покусился -
И взбесились короли.

- Обуздать его, смять! - Только глядь:
Нечем в Двадцать седьмом воевать,
А в Тридцатом - полководцы
Все утоплены в колодце,
И вассалы восстать норовят...

Пока не укажете автора, не буду читать!!!
Ба, да это Владимир Семёнович!
Кстати: одно четверостишие 4-х стопный хорей, другой куплет - лимерик.

Синоптическое

Люблю тебя, апрельский снег, а не грозу в начале мая. Все обещанья вешних нег, все планы дачников ломая, ты засыпаешь общий дом, лежишь на крышах, на воротах — напоминанием о том, что мы живем в таких широтах. И этот снег, и корка льда — они, казалось бы, годны ли для жизни истинной? О да. Ведь это повод для гордыни. Всегда находится кретин, — и, между прочим, их в достатке, добро бы он такой один, а то ведь их таких десятки, — что утверждает: господа, цените место у параши, тут наша древняя среда, а остальное все не наше. В России надо жить трясясь. Постыдно жить в тепле и блуде. Тепло придумал англосакс, а мы нордические люди! О чистота, о белизна, земля нам саван постелила, весна порочна и грязна, и только смерть всегда стерильна! Консервативный поворот переживает вся планета. Не только оттепель пройдет, но вообще не будет лета. Настало время перемен непредставимого масштаба: сейчас мы выберем Ле Пен — вот баба снежная! Вот баба консервативная! Она — арийских ценностей защита. Зима не просто нам дана, а в гены к нам навеки вшита. О снег! — ликует идиот. — О заторможенные реки! Зима не только не уйдет — она вернулась к нам навеки, а все, кто требовать весны неосновательно решился, — они вообще цепные псы заокеанского фашизма. Пусть учат тещу и жену, а мы — пример земному щару, мы признаем одну жару — когда даем соседям жару. Мы убедились при Хруще — нас в мире плохо понимают, мы норд, и климат вообще на переправах не меняют… И вот послушаешь его, весь этот бред густобородый, — и понимаешь: большинство не переделаешь свободой, давай им персик, абрикос, хоть ананас — они не внимут. Тут не в политике вопрос, а это климат, братцы, климат! В России время не пришло для вешних трав, для мать-и-мачех… Нам сроду не было тепло, нет гроз, и нам ли начинать их?! Вот так, почти уже во сне, хотя светло и чай не допит, глядишь в окно на мокрый снег и думаешь: зато ведь топят… Довольно требовать, глупить, идти гулять — большая дерзость. Весной не станут и топить, и что тогда мы будем делать?

Учитесь жить под потолком. Не знаю худшей штурмовщины, чем ждать при климате таком, что народятся апельсины.
Не надо жалобных соплей, дурных сравнений и оглядок: на Украине да, теплей, но там бардак, а тут порядок.

О символичная весна с таким февральским рецидивом, ты так наглядна, так ясна, твой образ стал таким правдивым! Все эти песни на одре невыносимо надоели: поверить в это в январе еще возможно, но в апреле… Весь этот пафосный разбег — уже предмет для скоморошин. Как жалок ты, апрельский снег, как ты ничтожен, как ты чмошен! Так жалок престарелый царь, его придворных дряблый танец. Ты имитируешь январь, а и на март уже не тянешь. И скоро шумный вешний вихрь — о, сколько празднеств, сколько бешенств! — снесет и лыжников твоих, и запоздалых конькобежцев, всех идеологов зимы, что и сейчас-то еле живы, но душат местные умы отсутствием альтернативы. Каким морозом ни ударь — ты имитациями занят: не остановишь календарь, он милосердия не знает. О, эта вянущая плоть, пустое, высохшее вымя… Твои метафоры, Господь, бывают просто лобовыми.

Люблю тебя, апрельский снег! В твоем плену надежда зреет. Живет недолго человек, но пережить тебя успеет. Люблю — за то, что новый век уже не слышит старых бредней; люблю тебя, апрельский снег, за то, что ты такой последний! Прощай, уютный мезозой, век динозавров со слезой! Ты воешь, правду понимая. Но не пугай меня грозой: любить грозу в начале мая — оно и вправду моветон, наследство древних космогоний, — но ваш державный фельетон, поверьте, много моветонней.

Люблю тебя, апрельский смех, над этой гнилью теплохладной. Люблю тебя, апрельский снег, за то, что ты такой наглядный.

Д.Быков

Дмитрий Стешин
26 апр 2017 в 22:06
Захар Прилепин, с которым мы попили в Донецке безалкогольного пива с вяленой корюшкой, сказал мне пару мудрых слов. Первое: "Пиши". Второе важное замечание было сделано после моего устного рассказа об одном сибирском отшельнике, с которым сводила судьба - "Пиши". Я пытался выкрутиться, мол, это было изложено в газете...Но, Захар, верно напомнил мне, что газета живет один день. А рассказ, по словам матерого писателя и вообще, сильно уважаемого мною человека - "будет работать на тебя всю жизнь". Такой вот случился мастер-класс. Я продолжил писать, ибо на книжку пока не набегает. Интересно ваше мнение.
Необходимое замечание - история реальная, Коля-знахарь - реален. И Лешачка была, зараза, столько лет прошло, а нужно вспомнить - как сейчас перед глазами оказывается.

Лешачка

Осенью случается такая омерзительная погода, совершенно не оставляющая каких-то надежд на будущее. В эти дни на воду глядишь, не потому что пить хочешь, а хочешь утопиться в этих безжизненных волнах цвета тертого карандашного графита. Они перетекают одна в другую, как загустевшее машинное масло. Одна за другой наваливают, и как бы приглашают… И я уехал от этого наваждения прочь, в глухие леса и болота, в дачный поселок, вымороченный временем года. Унылый, раскисший, и пошедший грибами. Старые доски домов, серебристые летом, осенью становились склизкими, глубоко-черными, расцветали ожившим лишайником, не приметным в сушь. От безлюдья воды в колодцах делались горьки – застаивались и загнивали лесной прелью, с легким тоном чуть увядшей еловой иголки.
Я прошел десяток дачных улиц и не встретил никого. Лишь над крышей единственного живого домика, сырой воздух раздвигало жаркое бездымное марево над печной трубой – печь топили сухой березой, швыряли не жадничая - грелись. Из чужого тепла бормотал телевизор и пускал цветные всполохи на шторы. Я зябко поежился от этой картины, и притаившаяся струйка холодной воды, наконец-то скользнула с воротника между лопаток. Наверно, чтобы мне стало совсем уж противно - под этим серым небом с мокрую овчинку. Овчинку не спеша выжимали и на меня и на мою собаку, которая трусила рядом, такой заплетающейся «волчьей» походкой - носом в землю, хвост чуть поджат. Дождь слепил собачью шерсть и подшерсток, из мокрого вдруг выступили почти велосипедные ребра, даже ошейник перестал бренчать – кожа набухла.
В доме было холоднее чем на улице и чуть суше. Не капало, во всяком случае. Одеяла и белье на постели стали волглым, липким на ощупь и страшно холодили пальцы. Подушки покоились глыбами арктического льда. Я рвал какой-то советский глянец и заталкивал в топку железной печурки. Сунулся на чердак – там стояли связки паркета. От летней жары и сухости они давно изогнулись, растрескались и совершенно потеряли вид и смысл. Владелец этого добра сказался в нетях, и я, не испытывая никаких чувств, кроме желания согреться, обрушил в чердачный люк паркетный водопад. Лорд радостно прыгал внизу, ловил пастью паркетины, пока не получил звонкой дощечкой по своему каменному лбу. Дощечку-обидчицу тут же прижали лапами к полу, и начали разгрызать-наказывать. При этом, Лорд интересовался моими делами – косил одним глазом в сторону печки.
Пес любил смотреть, как я разжигаю огонь. Обязательное условие – смотреть издалека, так со времен неолита хищным зверям заповедывали люди. И только потом, понимая, что огонь усмирен и человек им повелевает, пес подходил ближе – грел один бочок, другой, хвост, и мохнатые штаны на задних лапах. Просушившись, ложился ко мне в ноги, и можно было догадаться, что это было признание моего бесконечного превосходства и знак любви бесконечно-младшего, готового подорваться в темноту на любой подозрительный шорох. Веря всей собачьей душой, что я его там, в темноте, одного не брошу.
В таком зверочеловечьем единении мы пожарили еду на спицах от велосипеда «Орленок». Лорд невербально объяснил мне, что сосиски удались явно лучше ржаных гренок. Гренки он ел деликатно, как бы про запас и чтобы не оттолкнуть-не обидеть руку дающую, а сосиски - с урчанием и потусторонним еканьем селезенки. Нас быстро сморило. Промытый дождем пес пах всеми сортами мыла «Камей», мы уснули, до того момента, как в наш фанерный домик придет лютый холод. Он ждал нас утром, и справиться с ним мог только хозяин. При этом Лорд пользовался привилегией – не вставать с нагретого, пока комната не протопится. На этом собачьи привилегии заканчивались – октябрьскую грязь в лесу и на болоте Лорд будет месить босыми лапками, а я – резиновыми сапогами на два шерстяных носка со стелькой. Мы рано уснули и рано проснулись – не в городе. Сереньким утречком, тайно надеясь на прояснение неба, я читал у печки подшивку старых «Крокодилов», Лорд слушал внимательно. Даже слишком. При этом, решительно ничего не понимал. Я, как опытный журналист, тоже обладаю такой способностью, это нас еще больше сближало. Шутки в «Крокодиле» были не смешные, какие-то туповатые или суконные. И дело было не в анахронизме контента. Чувствовалось, что люди вымучивают смешное за зарплату, у них была гонорарная сетка и выработка. Премии в конце квартала, «тринадцатая». Формализм и поденщина.
Я вымесил угли в печке, как тесто, и решительно встал с табурета. Тут же, за моей спиной Лорд с грохотом сошел с кровати и устремился прямо в лес, полностью потеряв самообладание. Повизгивал на веранде, лупил хвостом в дощатый пол – торопил меня. В лесу я всегда снимал с него ошейник, дивясь, как быстро его зонарно-серый окрас сливается с любым фоном. Лес начинался метрах в ста от нашей дачи, смешанный гнусный северный лес, с частым подлеском, с травой по-ноздри на редких полянах. Комариный ад четыре месяца в году. Если пробираться по такому лесу в дождь, метров через сто промокнешь до резинки от трусов. А через пару километров хода, в рюкзаке будет все влажненькое-мокренькое, и только анальгин, спички и огарок свечи упрятанные в жестяную банку от чая, отсыреют лишь к вечеру. Анальгин сразу пустит срамные желтые разводы по своей бумажной упаковке, а крепкие круглые облатки активированного угля распадутся в пальцах и все перемажут вокруг. Я думал об этом, срезая лесной массив, чтобы как можно скорее выскочить на старую дорогу рассекавшую лес. Совсем старую. Где возможно, она петляла по сухим холмикам из плотного суглинка, а в обширной болотине вытягивалась вдруг в струнку. В этом месте ее плотно обстреливали в войну, достаточно точно, калибром от 100 мм. Воронки шли по обочинам, но было и два точных попадания в полотно – я облезал их по заросшим обочинам. Дальше местность еще понижалась, и дорога вдруг упиралась в основной водосброс с бескрайнего Ерзоловского болота – речку Игарку, чуть облагороженную мелиораторами в неведомом и далеком прошлом. От этого терраформирования болото стало не спеша подсыхать. Весной я от чего-то подумал, что есть надежда добраться с южного края болота до каких-то непонятных невысоких холмов на севере. Холмы среди болота были обозначены, как ур.Аудиа и вот это «ур.» могло означать все что угодно – географически аномальное место имеющее топоним или бывшее поселение, почему-то оставленное людьми. Я хотел на все это посмотреть своими глазами и вернуться домой в сумерках. Или переночевать в лесу, под елкой.
Конечно, воображение тут же рисует перенесенную из тайги на наши невзрачные болотины ель-великан, упирающуюся нижними ветвями в столетний ковер из сухих игл. Уютный огонек костра ласкает градусами, выдавая ровное «батарейное» тепло и от чего-то не дымит, на глазах подсыхает одежда. Банка тушенки стоит на угольках, аппетитно шкворчит по верхним краям, пуская на стенки так называемую «зажарку». Лорд угрелся, дремлет одним глазом – другой глаз, не мигая, уперся в тушенку, кажется, что банка от этого воздействия, чуть шевелится, вздрагивает. Я перегибаюсь через Лорда, чтобы достать из рюкзака ложку себе и миску собаке… Но, в реальности, все будет не так. Начиная с елки. На костер тоже не приходилось особо рассчитывать. Только как на занятие от скуки. Сейчас начинался любопытный период, когда в лесу не горит ничего. Ни нижние ветки елок, ни береста, пропитанная водой, как губка. Таежный «петушок» не работает. Не горит сердцевина заваленной сухостойной сосны, распиленной и поколотой на лучины. И не помогает в этой борьбе с природой ни сухой спирт, ни оргстекло, ни парафин. Они не поднимают топливо. Многосуточный дождь, казалось, выбил весь кислород из воздуха – костер задыхается и увядает на глазах. И ты увядаешь. Время твоего сна разбивается на пятиминутные отрезки, тебя мотает между мирами, явь переходит в навь. Ноги ломит, влажный брезент рюкзака раздирает щеку и при этом тебя ощутимо потряхивает, как дизель на холостых – мучительными часами.
Я не хотел ночевать в лесу и от того поспешал по глинистой тропке, проложенной между колей старой дороги. Лорд почти бесшумно челночил вдоль дороги. Сосредоточено и серьезно рыскал, слившись с пейзажем. Он забегал вперед, потом возвращался – проверял, не отстал ли я от самого себя. Дорога просматривалась вперед метров на сто, но в серой хмари истекающей влагой, не происходило ничего. Я редко туда смотрел, больше под ноги. И на лицо не лило, если смотреть в низ. Каким-то краем сознания, я больше понял, чем увидел, что кто-то идет мне на встречу. Я не удивился совсем, я даже не заинтересовался – откуда идет человек? Идти ему было неоткуда – впереди только речка с черной водой и бесконечная болотина, за два горизонта. С другой стороны, и я тоже шел в не пойми куда… И что? Рыскаем по лесу в такую песью погоду. За каким-то псом. Нахера мне это урочище? Я первый раз подумал про это, без непонятного, страстного наваждения. Подумал, и поднял голову. Сразу потекло со лба и бровей в глаза, промыло их.
Мне навстречу шла женщина. Чуть за тридцать, на грани смазывания контура фигуры. В сером, совершенно невзрачном платьишке из холстинки, как с подрамника, но, пожалуй, плотнее и грубее. Ни одной яркой краски там не было, ни пуговки, ни блестючей молнии. Ее серые волосы, гладко зачесанные назад, «под гребешок», чуть намокли и тускло светились. Я заметил лоб в редких оспинах, не в веснушках. Возможно и веснушки были, не могу вспомнить. И в том момент, когда мы должны были встретиться глазами, я вдруг посмотрел на землю. Женщина была босая, а ноги ее измазаны желтоватой глиной почти до колен. Босые ступни, не чавкая уходили в раскисшую глину. Я прошел мимо, не оглядываясь. И шел очень долго, погруженный в думы, которых не было на самом деле. В голове звенело от легкой пустоты. Я шел, пока собака не прыгнула мне под ноги с обочины. И застыла, ища взглядом что-то во мне, изучая меня так, будто увидела первый раз. Я растерянно оглянулся – сзади был пустой тоннель из черных веток,деревьев и буро-желтой листвы. И впереди было тоже самое. И тогда я первый раз подумал, что в этих глуховатых местах, Лорд никогда не пропустил бы мимо себя встречного человека без контакта. И пришлось бы говорить «извините» и «одну минутку, я его за ошейник возьму». В данном случае, собака была для меня детектором реальности – не почуял, значит, не было. Я только не понимал, почему Лорд сидит на моем пути? И тогда я развернулся назад, на месте. Просто понял в одно мгновение, что нужно вернуться. Это было сравнимо с зубной болью, которая вдруг отпустила.
Мы еще долгих пару часов шли назад, я по прежнему смотрел под ноги и видел свои следы – грубые подошвы резиновых сапог, каблук – короной шахматного короля. Видел углубления от собачьих лап, в тех местах, где Лорд менял обочины дороги. Но следов босых ног я так и не встретил. Хотя и видел, как эти ноги погружались в глину по косточку ступни. Много лет спустя, я лежал на чистой половице северной избы. Нюхал дерево, которое не мыли, а скребли. Дерево пахло карандашами из детства. Знахарь или ведун Коля, делал мне массаж топором. Не обухом и не топорищем, а лезвием. Где острым уголком, а где полотном. Втыкал мне аккуратно топор в спину. К больным местам, топор как бы «прилипал», задерживался. Инстинктивно, встречая сопротивление, ты делаешь следующий удар сильнее и можешь прорубить кожу, мышцы и сделать бубнового туза на плоти. В ромбовидной лунке рассечения будет видна фиолетовая кость, пока все не затянет кровью. Но, Коля умел делать. Нашептывать, наговаривать так, что и синь-тоска и хворобы лютые отлетали на остров Буян, в море-окиян. Распускались папортники оранжевыми фестонами, на яблонях вырастали пряники в потеках патоки, в устье печи мерцали угли слагаясь в неоткрытые галактики. Сама изба проседала, как качели на спуске, или ныряла, как на волнах, целя крыльцом-носом в звездистое небо. Я лежал на теплом полу, в жаркой избе, изба стояла на каменном яйце с огненным желтком, яйцо летело в ледяной пустоте, между мирами, которые никогда мне не увидеть и не познать. И мне хотелось плакать от одиночества и бессмысленности всего сущего. Я сомлел и заново родился.
Потом стояли с Колей на крыльце. Слушали, как в лесу лопались деревья от мороза и звенели звезды в небе. Меня разбирал внутренний жар. И я почему-то рассказал знахарю по эту встречу в лесу. Коля пожал плечами и запахнул плотнее тулуп, поднял воротник и, глядя из меховой норы просипел:
- Лешачку ты повстречал. Это и хорошо и плохо. Хотя, деваться тебе, паря, было некуда. Хорошо что ты в глаза ей не посмотрел. Но, тут есть момент – ты ей пренебрег. А она тебя выделила, чем-то ты ей очень показался. Одинокий, терять нечего и искать не будут. Понимающий.
- Чего понимающий-то?
- Все что надо – отрезал Коля, и я не захотел его дальше расспрашивать. И не нужно это. Только с каждым новым седым волосом, хочется дожить до октября и вернуться в тот самый лес, где мне предложили уйти во что-то иное, где могло быть лучше. И я приезжаю в этот лес каждый год, стою на старой дороге, жду чего-то. Прошу у лешачки, чтобы забрала свое наваждение. Не приходит. Обидел я ее крепко.

Виват, "зеленая" Россия!

Поздравить Родину рискую.
Ликуй, отец, резвись, юнец, –
Мы революцию цветную
Заполучили наконец.

Дурак услужливый, провластный
Раскрасил наши времена.
Она была когда-то красной –
Теперь зеленая она.

Поэт, абсурдом вдохновленный,
Приняв амброзии на грудь,
О революции зеленой
Ужо споет когда-нибудь!

В эпохе нашей аномальной
Найдет он годный матерьял:
Зеленкой полит был Навальный –
И глаз едва не потерял.

Двух исполнителей назвали
По именам и адресам.
Поскольку власть в полуразвале,
Он разбираться должен сам.

Но за какой-то гранью тонкой
Зло разгулялось, как на грех,
И поливать врага зеленкой –
Примета года. Можно всех.

Она, зеленка, – символ прямо,
Эпохи нашей главный цвет:
Во-первых, это цвет ислама,
Хотя буквальной связи нет;

Цвет первой зелени весенней
(Взгляни в окно! – дождался ты),
И цвет великих потрясений,
И оборзевшей школоты,

Но также цвет тоски зеленой,
Всеобщей, честно оценю, –
И всей стабильности хваленой,
Успешно сгнившей на корню;
Виват, зеленая Россия!

Ты снова радуешь меня –
Ведь это цвет еще и змия!
Он вместо красного коня.
Я так и слышу ваше слово,

Оно уныло, как гастрит, –
Мол, не смешно!
Да что ж смешного?
Один Навальный все острит.

Но глупо киснуть, как на тризне.
Тоска – не тема для стиха.
Пусть зеленеет древо жизни,
Хотя теория суха.

Д.Быков

Итальянские слёзы

Возле Братска в поселке Анзёба
плакал рыжий хмельной кладовщик.
Это страшно всегда до озноба,
если плачет не баба — мужик.

И глаза беззащитными были,
и кричали о боли своей,
голубые, насквозь голубые,
как у пьяниц и малых детей.

Он опять подливал, выпивая,
усмехался: «А,- всё это блажь!»
и жена его плакала: «Ваня,
лучше выпей, да только не плачь».

Говорил он, тяжелый, поникший,
как, попав под Смоленском в полон,
девятнадцатилетним парнишкой
был отправлен в Италию он.

«Но лопата, браток, не копала
в огражденной от всех полосе,
а роса на шоссе проступала,
понимаешь, роса — на шоссе!

И однажды с корзинкою мимо
итальянка-девчушечка шла,
и что люди голодные — мигом,
будто русской была, поняла.

Вся чернявая, словно грачонок,
протянула какой-то их фрукт
из своих семилетних ручонок,
как из бабьих жалетельных рук.

Ну а этим фашистам проклятым,
что им дети, что люди кругом,
и солдат её вдарил прикладом,
и вдобавок ещё — сапогом.

И упала, раскинувши руки,
и затылок,- весь в кровь на шоссе,
и заплакала, горько, по-русски,
так, что сразу мы поняли все.

Сколько наша братва отстрадала,
оттерпела от дома вдали,
но чтоб эта девчушка рыдала,
мы уже потерпеть не могли.

И овчарок, солдат мы — в лопаты,
рассекая их сучьи хрящи,
ну а после уже — в автоматы.
Оказались они хороши.

И свобода нам хлынула в горло
и, вертлявая, словно юла,
к партизанам их тамошним в горы
та девчушечка нас повела.

Были там и рабочие парни,
и крестьяне — дрались на ять!
Был священник, по-ихнему падре
(так что бога я стал уважать).

Мы делили затяжки и пули,
и любой сокровенный секрет,
и порою, ей-богу, я путал,
кто был русский в отряде, кто нет.

Что оливы, браток, что берёзы,
это, в общем, почти все равно.
Итальянские, русские слёзы
и любые — всё это одно…»

«А потом?» — «А потом при оружьи
мы входили под музыку в Рим.
Гладиолусы плюхались в лужи,
и шагали мы прямо по ним.

Развевался и флаг партизанский,
и французский, и английский был,
и зебрастый американский…
Лишь про нашенский Рим позабыл.

Но один старичишка у храма
подошел и по-русски сказал:
«Я шофёр из посольства Сиама.
Наш посол был фашист… Он сбежал…

Эмигрант я, но родину помню.
Здесь он, рядом — тот брошенный дом.
Флаг, взгляните-ка, алое поле,
только лев затесался на нём».

И тогда, не смущаясь нимало,
финкарими спороли мы льва,
но чего-то ещё не хватило:
мы не поняли даже сперва.

А чернявый грачонок — Мария
(да простит ей сиамский посол!)
хвать-ка ножницы из барберии,
да и шварк от юбчонки подол!

И чего-то она верещала,
улыбалась — хитрехонько так,
и чего-то она вырезала,
а потом нашивала на флаг.

И взлетел — аж глаза стали мокнуть
у братвы загрубелой, лютой —
красный флаг, а на нём серп и молот
из юбчонки девчушечки той…»

«А потом?» Похмурел он, запнувшись,
дернул спирта под сливовый джем,
а лицо было в детских веснушках,
и в морщинах — недетских совсем.

«А потом через Каспий мы плыли,
улыбались, и в пляс на борту.
Мы героями вроде как были,
но героями лишь до Баку.

Гладиолусами не встречали,
а встречали, браток, при штыках.
По-немецки овчарки рычали
на отечественных поводках.

Конвоиров безусые лица
с подозреньем смотрели на нас,
и кричали мальчишки нам: «Фрицы!» —
так, что слёзы вставали у глаз.

Весь в прыщах, лейтенант-необстрелок
в форме новенькой, так его мать,
нам спокойно сказал: «Без истерик!» —
и добавил: «Оружие сдать!»

Мы на этот приказ наплевали,
мы гордились оружьем своим:
«Нам без боя его не сдавали,
и без боя его не сдадим».

Но солдатики нас по-пастушьи
привели, как овец, сосчитав,
к так знакомой железной подружке
в так знакомых железных цветах.

И куда ты негаданно делась
в нашей собственной кровной стране
партизанская прежняя смелость?
Или, может, приснилась во сне?

Опустили мы головы низко
и оружие сдали легко.
До Италии было неблизко,
до свободы совсем далеко.

Я, сдавая оружье и шмотки,
под рубахою спрятал тот флаг,
но его отобрали при шмоне:
«Недостоин,- сказали,- ты враг…»

И лежал на оружье безмолвном,
что досталось нам в битве святой,
красный флаг, а на нём серп и молот
из юбчонки девчушечки той…»

«А потом?» Усмехнулся он желчно,
после спирту еще пропустил,
да и ложкой комкастого джема,
искривившись, его подсластил.

Вновь лицо он сдержал через силу
и не знал его спрятать куда:
«А, не стоит… Что было — то было.
Только б не было так никогда.

Завтра рано вставать мне — работа.
Ну а будешь в Италии ты,-
где-то в городе Монте-Ротонда,
там живут партизаны-браты.

И Мария — вся в черных колечках,
А теперь уж в седых — столько лет.
Передай, если помнит, конечно,
ей от рыжего Вани привет.

Ну не надо про лагерь, понятно.
Как сказал — что прошло, то прошло.
Ты скажи им — им будет приятно:
в общем, Ваня живёт хорошо…»

Ваня, все же я в Монте-Ротонде
побывал, как просил меня ты.
Там крестьяне, шофёр и ремонтник
обнимали меня, как браты.

Не застал я синьоры Марии.
На минуту зашел в её дом,
и взглянули твои голубые
с фотографии — рядом с Христом.

Меня спрашивали и крестьяне,
и священник, и дровосек:
«Как там Ванья, как Ванья, как Ванья?» —
и вздыхали: «Какой человек!»

Партизаны стояли рядами —
столько их для расспросов пришло,
и твердил я, скрывая рыданья:
«В общем, Ваня живет хорошо».

Были мы ни пьяны, ни тверезы —
просто пели и пили вино.
Итальянские, русские слёзы
и любые — все это одно.

Что ж ты плачешь, опять наливая,
что ж ты цедишь: «А, всё это блажь!»?
Тебя помнит Италия, Ваня,
и запомнит Россия — не плачь.

Евгений Евтушенко

Причина: употребление неприличных выражений

Природа отдохнула на лице Киселева

По словам телеведущего, с ним произошла небольшая «производственная травма». Запечатлевшаяся, однако, на лице…

Ведущий Дмитрий Киселев
Намедни выглядел побито,
Но пояснил без лишних слов,
Что стал обычной жертвой быта.


Я опишу его беду,
Причем без всякой похабели:
Сажал оливы он в саду
В своем именьи в Коктебеле,

Но поскользнулся средь травы —
И пал на землю поневоле
Лицом, которое, увы,
Знакомо зрителю до боли.

Я верю старому бойцу
Родного фронта новостного:
Никто по этому лицу
Не бил, конечно, Киселева.

Природа свой вершила суд
Над верным бардом Путистана:
Того, что зрители снесут,
Сама земля терпеть не стала.

Когда кривлялся лицедей,
Кричали я, Навальный, Носик:
«Как носишь ты таких людей?!»
Так вот, она уже не носит.

Не любит действий наш народ,
Простой жилец пятиэтажек.
Он в рот побольше наберет —
И ждет, когда Господь накажет.

И если мордочку треплу
И впрямь попортили оливы —
То, судя по его, так сказать, лицу —
Оливы очень справедливы.

Д.Быков

Юрию Шевчуку-60 лет.

ЮБИЛЕЙНОЕ

За что Россия любит Шевчука, который глотку рвет и правду рубит? Пускай она под властью ВЧК — других-то терпит, а его-то любит! Мне кажется, Шевчук — один за всех, на нем сплотились масса и элита, он воплощает праведность и грех, и патриота, и космополита, в Сибири свой и в средней полосе, рыдают и бюджетник, и распильщик, и пишет так, чтоб понимали все, одновременно точен и расплывчат. Про что Шевчук? Альбомы перерыв (контент в Сети отслеживать удобно), я нахожу, что главное — надрыв, а тексты могут быть о чем угодно. Его могучий рык сбивает с ног, сливаются бессилие и сила: да, это наша Родина, сынок, нам нравится, хотя невыносимо… Что в Ницце олигарх, что зэк в снегу — все чувствуют, что это их натура. И я терпеть все это не могу, вот честно, Юра, вот серьезно, Юра, вот эту всю расхристанность души, — и в местном роке, и в Гензбуре Серже, — все эти калачи и калаши, и «всех люби», и ненависть ко всем же, всю эту маршировку на убой, застолья в Новый год и к Первомаю, — но тоже это знаю за собой и тоже понимаю, подпеваю.

Как сплачивает этот беспредел! Нормальный русский рок, не трали-вали: солдатам пел, но и чеченцам пел, и слушали, стрелять переставали… Шевчук у всей России на устах: как заорет, бывало, как ошпарит… Он в лучших залах пел, и пел в «Крестах», и всюду был своим, хотя очкарик, и нес свою словесную пургу среди шансона и среди гламура, — и я терпеть все это не могу, вот правда, Юра, вот ей-богу, Юра, но и меня ведь тянет, как магнит, вся эта веселуха в ритме вальса. Я ненавижу все, что нас роднит, — но и меня роднит, куда деваться.

Года неразличимо шелестят, душа лысеет, как писал Набоков, мне пятьдесят, тебе вот шестьдесят, и я могу сказать без экивоков: твой путь не подвиг, не, не служба, не. Ты рев стихии, вязкой и могучей. Ты воплощаешь все, что чуждо мне, и все, что нужно мне. Тяжелый случай.

Чередованье паводков и льдин российскую природу истощило; Шевчук сейчас действительно один, такой себе единственный мущина, — плюс есть БГ, последний рок-герой; он раньше большей частью был в астрале, но все-таки спускается порой, поскольку и его уже достали*. Единственность! О, это тяжкий крест. Как удержать страну, что раскололась? В итоге смысла нет, а только жест, и даже слова нет, а только голос, и более того — не голос, вой. В родной стране, огромной и нелепой, ты стал не то что общей головой, но — страшно произнесть — духовной скрепой.

А на кого равняться мужикам? Останетесь вдвоем под этой датой — тот, для кого ты Юра-музыкант, и музыкант, брадатый и поддатый. Покуда я чего-то там шепчу, российский век уже, по сути, прожит. Ужасно быть единственным, Шевчук! К единственным претензий быть не может. Вот Хлебников Олег**, такой поэт, едва ль не лучший в нашем околотке, сказал за поеданием котлет и, что таиться, выпиваньем водки: в России есть таланты и умы, но их сейчас отстраивают жестко, газета мы не лучшая, но мы — единственная, в этом вся загвоздка.

Поэтому реви своей трубой во тьме бездонной, недоступной глазу. Здесь невозможно быть самим собой, а можно только всеми нами сразу.

*Вариант: поскольку и астрал уже…
**Ведущий редактор спецвыпуска может не соглашаться с мнением автора.

На Бронной, у большого клёна
уселась "пятая колонна"
друг другу Бродского читать
куда мы вывезем, Григорий,
груз идиом и аллегорий,
и общих мифов
и цитат?
как их измерить габаритность?
мы ищем, кто отговорит нас,
ладонь над правым рукавом:
- чего? "в словесности"? "элите"?
давайте, выблядки, валите,
не оборачиваясь,
вон!
Еще, шутить о старом-добром,
покуда чемодан не собран,
и над Москвой веселый зной
и дети знают, как по-русски
"капустницы" и "трясогузки"
и "ряженка"
и "нарезной"

В.Полозкова

Раз пять мне объясняли, что такое пятая колонна - не доходит до сознания! То ли это евреи, то ли это патриоты, то ли это оппозиция власти, то ли просто козлы...

Подражая Лермонтову

Люблю архаику. Она
Подспудной прелести полна —
Не то что полный всяких скверн
Неуправляемый модерн.

Люблю восточного царька
С его наследием ЦК,
С его манерами ЧК
И с интонацией з/к.

Он может быть кавказский князь,
А может — азиатский хан,
Но в нем пленительно нашлась
Блатная нега древних стран.

О архаический язык,
При всех различиях един!
«Какой шашлык, какой машлык?
Какой павлин, какой мавлин?!»

Он так ленив, но так суров,
Как шелковый китайский путь —
Как будто окунулся в плов…
Или в баланду, но не суть.

Ты говоришь ему, что гей
С ориентацией своей
Сидит во внутренней тюрьме
И повреждается в уме, —

А он в ответ тебе, что гей
Не стоит общества людей,
Что во владениях его
Исчезло это меньшинство,

Что ты хулитель и шайтан,
А он спаситель и титан —
Он всех на вертеле вертел,
А на тебя плевать хотел.

Люблю архаику! Она
Вождю верховному верна,
Она всегда на стороне
Того, кто верен старине.

Она не спросит вас, дика ль
Иль современна вертикаль:
Ползет вокруг нее плющом —
И не жалеет ни о чем.

Аллах исправно ей дает
Бюджеты, лодку, самолет,
Авторитет и арсенал,
И белый нал, и черный нал;

А ты, творящий беспредел,
Ты, интернетный дикобраз*, —
Ты меньше суток отсидел,
Но уголовник ты из нас.

Ты не работает, но ест,
Не создает рабочих мест,
Мы вас на вертеле вертел,
А на тебя плевать хотел.

Люблю архаику! Но в ней
Всегда заметен слой второй:
Ты можешь быть совсем не гей,
И даже можешь быть герой,

Ты можешь быть отец и мать,
Умелец боя и труда, —
Но под контролем удержать
Ее не сможешь никогда.

Ее бездонная лохань
Тебя всегда готова съесть,
И глядь — уж ты ей платишь дань
И отдаешь, по сути, честь.

Так, пресмыкаясь на полу,
Она сожрет твою страну —
Уж не она в твоем тылу,
Уже ты сам в ее плену!

Ты поглядишь на календарь —
Листы безмолвны и пусты;
Ты громко спросишь — кто тут царь?
И на стене прочтешь: не ты.

Есть тайный час, и тихий смех,
И Бог, что взвешивает всех:
Он вас на вертеле вертел,
А на тебя плевать хотел.

*Или тут какое-то другое слово

Д.Быков

1999 год
бомбёжка Югославии,
Примаков развернул самолёт.

Опять мы отступаем налегке,
Опять приобретённое теряем
И заливаем горе в кабаке,
И преданного пса ногой пинаем.

Опять мы обессилели от ран,
Устали от подъёмов по тревоге,
Кругом долги и пуст казны карман,
Россия дремлет, как медведь в берлоге.

Чужая вера бродит по стране
И насаждаются чужие боги,
И горек хлеб, дарованный извне,
Россия дремлет, как медведь в берлоге.

Перед Тобой не смевшие присесть,
Теперь на скатерть взгромождают ноги,
Сломавши шпагу, позабывши честь,
Россия дремлет, как медведь в берлоге.

Ещё держава, но уже вассал,
Могуча, даже в собственном бессилье,
Владенья бесконтрольно разбросав,
Россия дремлет.
Что с тобой, Россия?!

Ты жаждешь инквизиции костра?
Руки Петра? Рекордов и усилий?
Иль плетью Сталина, как водкою с утра,
Взбодриться, чтобы рухнуть, обессилев?!

Россия дремлет, но придёт Мессия!

Он явится и время всколыхнётся,
Вструбит архангел голосом Высоцкого:
"Проснись, Россия!" и она проснётся
От Баренцева моря до Охотского.

Державным басом рыкнет:"Аз воздам!"
По серьгам сёстрам, братьям по заслугам!
И всё расставит по своим местам,
И не бросая меч, пойдёт за плугом.

Своя в России ценностей шкала,
В Европе не приемлема к хожденью,
Две головы российского орла -
Самоубийственность и самовозрожденье!

1999
Евгений Нищенко, г. Шахты.

Россия

Ты белые руки сложила крестом,
лицо до бровей под зелёным хрустом,
ни плата тебе, ни косынки –
бейсбольная кепка в посылке.
Износится кепка — пришлют паранджу,
за так, по-соседски. И что я скажу,
как сын, устыдившийся срама:
«Ну вот и приехали, мама».

Мы ехали шагом, мы мчались в боях,
мы ровно полмира держали в зубах,
мы, выше чернил и бумаги,
писали своё на рейхстаге.
Своё – это грех, нищета, кабала.
Но чем ты была и зачем ты была,
яснее, часть мира шестая,
вот эти скрижали листая.

Последний рассудок первач помрачал.
Ругали, таскали тебя по врачам,
но ты выгрызала "торпеду"
и снова пила за Победу.
Дозволь же и мне опрокинуть до дна,
теперь не шестая, а просто одна.
А значит, без громкого тоста,
без иста, без веста, без оста.

Присядем на камень, пугая ворон.
Ворон за ворон не считая, урон
державным своим эпатажем
ужо нанесём – и завяжем.

Подумаем лучше о наших делах:
налево – Маммона, направо – Аллах.
Нас кличут почившими в бозе,
и девки хохочут в обозе.
Поедешь налево – умрешь от огня.
Поедешь направо – утопишь коня.
Туман расстилается прямо.
Поехали по небу, мама.

Д.Новиков

Д.Новикову необходимо занять очередь для встречи с Путин. Возможно после неё, у него изменится мнение об изоляции России.

Еще внедрят такого вредину
В грядущем времени горячем,
Что мы по Путину заплачем…
Д. Быков

Мы смертны по жизни нашей
И взрослый мэн, и юный шкет,
И да же ОН - подумать страшно!
Да пусть живёт хоть тыщу лет!

Ну а случись чего - помянем,
Простим, что было сгоряча...
Но вниз лицом его не станем,
Как Леонида Ильича.

Е.Н. г. Шахты

Вот бы автомодератор опечатки исправлял!!!

Мы смертны все по жизни нашей
И взрослый мэн, и юный шкет,
И даже ОН - подумать страшно!
Да пусть живёт хоть тыщу лет!

Кудрин обнародовал программу развития России на семь лет вперед
Кто вдруг будет читать, читайте медленно.

Кудрин обнародовал программу развития России на семь лет вперед - Новости Экономики - Новости Mail.Ru

МОСКВА, 31 мая ПРАЙМ, Наталья Карнова. Стратегия экономического развития РФ на 20182024 годы, подготовленная Центром стратегических разработок (ЦСР) во главе с экс-минис

Баллада о белых колготках.

В Чечне, в отдалённом районе,
Где стычкам не видно конца,
Служили в одном батальоне
Два друга, два храбрых бойца.

Один был седой, лысоватый,
Видавший и небо, и ад.
Его уважали ребята,
Он был в батальоне комбат.

Другой лет на двадцать моложе
Красив был, как юный Амур,
Любимцем солдат был он тоже,
Певун, озорник, балагур.

Однажды пошли на заданье
Весной, когда горы в цвету,
Отряд получил приказанье –
Соседнюю взять высоту.

Вот пуля врага пролетела,
Послышался стон среди скал,
И рухнуло мёртвое тело,
То младший товарищ упал.

Десантники взяли высотку,
Чечены на юг отошли,
И снайпершу в белых колготках
Бойцы на КП привели.

Была она стройной блондинкой,
На спину спускалась коса,
Блестели, как звонкие льдинки,
Её голубые глаза.

Комбат посмотрел и заплакал,
И нам он в слезах рассказал:
“Когда-то студентом филфака
Я в Юрмале всё отдыхал.

Ах, годы мои молодые,
Как много воды утекло.
И девушка с именем Вия
Ночами стучалась в стекло.

Был счастия месяц короткий,
Как сладко о нём вспоминать.
В таких же вот белых колготках
Валил я её на кровать.

Неловким, влюблённым студентом
Я был с ней застенчив и тих.
Она с прибалтийским акцентом
Стонала в объятьях моих.

Ты думала – я не узнаю?
Ты помнишь, что я обещал?
Так здравствуй, моя дорогая,
И сразу наверно прощай!

Тебя ожидает могила
Вдали от родимой земли.
Смотри же, что ты натворила!”
И мёртвого ей принесли.

Латышка взглянула украдкой
На свежепредставленный труп,
И дрогнула тонкая складка
Её ярко-крашенных губ.

Она словно мел побелела,
Осунулась даже с лица.
“Ты сам заварил это дело,
Так правду узнай до конца.

Свершилася наша разлука,
Истёк установленный срок,
И, как полагается, в муках
На свет появился сынок.

Его я любила, растила,
Не есть приходилось, не спать.
Потом он уехал в Россию
И бросил родимую мать.

Рассталась с единственным сыном,
Осталась в душе пустота,
И мстила я русским мужчинам,
Стреляя им в низ живота.

И вот, среди множества прочих,
А их уже более ста,
И ты, ненаглядный сыночек,
Застрелен мной в низ живота”.

В слезах батальон её слушал,
Такой был кошмарный момент,
И резал солдатские уши
Гнусавый латвийский акцент.

Но не было слёз у комбата,
Лишь мускул ходил на скуле.
Махнул он рукой, и ребята
Распяли её на столе.

С плеча свой “калашников” скинул,
Склонился над низким столом
И нежные бёдра раздвинул
Он ей воронёным стволом.

“За русских парней получай-ка,
За сына, который был мой…”
И девушка вскрикнула чайкой
Над светлой балтийской волной.

И стон оборвался короткий;
И в комнате стало темно.
Расплылось на белых колготках
Кровавого цвета пятно.

А дальше, рукою солдата,
Не сдавшись злодейке судьбе,
Нажал он на спуск автомата
И выстрелил в сердце себе.

Лишь эхо откликнулось тупо
Среди седоглавых вершин
Лежат в камуфляже два трупа
И в белых колготках один.

И в братской, солдатской могиле
На горной, холодной заре
Мы их поутру схоронили
В российской, кавказской земле.

Торжественно, сосредоточась,
Без лишних, бессмысленных слов,
Отдали последнюю почесть
Из вскинутых в небо стволов.

Мне ваших сочувствий не надо,
Я лучше пойду и напьюсь.
Зачем вы порушили, гады,
Единый Советский Союз?

Новая версия "Маруся отравилась".
Мелодрама. Взвод утонул в слезах.
Местами весьма чувствительно:

Я был с ней застенчив и тих,
Валил я её на кровать.

И нежные бёдра раздвинул
Он её воронёным стволом.
=====
Это Всеволод Емелин.
Вот отзыв одного из читателей этого эпохального произведения:
"Кровь, песок, говно и сахар."

7 июня 2017 в 08:48 бонч - бруевич пишет:
бб> Вот отзыв одного из читателей этого эпохального
бб> произведения

7 июня 2017 в 08:57 George пишет:
G> в общем все умерли
Аминь!

Я смотрел фильм Невзорова "Чистилище" - там тема снайпешр-прибалток раскрыта без слюней и соплей. В данном случае при упоминании "нежных бёдер" у меня навязчиво возникает перед глазами мушка на "Калаше".

Да, пивовар, удивил. На вашу маму - наш папа.

Этот случай был в городе Риме,
Там служил молодой кардинал
Утром в храме махал он кадилом,
А по ночам на гитарке играл

В Ватикане прошел мелкий дождик,
Кардинал собрался по грибы
Вот приходит он к римскому папе:
"Папа, папа, ты мне помоги"

Папа быстро с лежанки скатился,
Он узорный надел свой пиджак
Он чугунною мантией покрылся
И наконец спустился в бельведер

И сказал кардиналу этому папа:
"Не ходи в Колизей ты гулять.
Я ведь твоы незаконный папаша,
Пожалей свою римскую мать."

Кардинал не послушался папу
И пошйл в Колизей по грибы.
Там он встретил монашку младую
И забилося сердце в груди

А кардинал был красив сам собою
И монашку сгубил кардинал
Но не долго он с нец наслаждался-
В нец наутро сеструху узнал

И порвал кардинал свою рясу,
Об кадилу гитару разбил
Поздно ночью удрал с Ватикану
И на фронт добровольцем пошел

Он за родину храбро сражался,
Своец жизни совсем не щадил
Сделал круглым меня сиротою-
Он папашей и дядею мне был

И теперь я лежу в лазарете,
Оторвало мне мякоть ноги.
Дорогие папаши-мамаши,
Помогите, по возможности, мне

Дорогие братишки-сестренки!
К вам обращается сраженьев герой!
Вас 15 копеек не устроят,
Для меня же - доход трудовоы!

Граждане! Лучше просить, чем грабить и убивать!

Огромный осколок железа
Пробил мне пузырь мочевой..
Полез под кровать за протезом,
А там писаришка штабной!

Ах, Клава, любимая Клава
Понять мне никак не дано,
Как ты променяла, шалава,
Орла на такое говно!

это Алексей Охрименко, московский журналист, 1923 -1993 г.г., автор многих прикольных песен.

Завтра праздник!!!
=======
Чтобы обойтись без ироний завтра, опубликую сегодня:
Написано в 2001 г.

Независимость – яркое слово:
Дата, праздник - потехе час…
Попытаюсь понять без спиртного,
Как звучит это слово для нас.

Я на слово, бестактный невежда,
Навожу микроскоп - что за зверь?
От кого мы зависели прежде,
От чего не зависим теперь?

Сушим вёсла, страдаем от трезвости.
По течению проще всего.
Все свободны. Держава вдребезги.
Независимость. От кого?

Утверждается устно и письменно
Суверенность во всей красе.
Да, Россия от всех независима –
От России зависят все!

Все увязли, надолго и сразу,
Каждый вымя Росси сосёт –
Всю Европу без нашего газа,
Словно в ломку наркошу, трясёт!

Независимость – высшая истина,
Если вдуматься – блеф и обман,
Каждый в личный горшочек пописает,
А соседу, по дружбе, в карман!

Всё в природе взаимозависимо,
Мир зависим, увы, от войны,
Все зависят, и я зависим
От себя, от семьи, от страны.

Я зависим всерьёз и надолго,
(Независимость сдам в музей!)
От долгов и от чувства долга,
От рюмашки в кругу друзей!

Независимость вовсе не видимость –
Обновление, вспышка, взлёт!
Только я выбираю зависимость,
Так надёжней и меньше хлопот!
...
Е.Н. г. Шахты

ПОДКУПЛЕННЫЙ
«Все советские писатели подкуплены...»
Так пишут о нас на Западе

Я действительно подкуплен.
Я подкуплен.
Без остатка.
И во сне.
И наяву.
Уверяют советологи:
«Погублен...»
Улыбаются товарищи:
«Живу!..»

Я подкуплен
ноздреватым льдом кронштадтским.
И акцентом коменданта-латыша.
Я подкуплен
военкомами гражданской
и свинцовою водою Сиваша...
Я еще подкуплен снегом
белым-белым.
Иртышом
и предвоенной тишиной.
Я подкуплен кровью
павших в сорок первом.
Каждой каплей.
До единой.
До одной.
А еще подкуплен я костром.
Случайным,
как в шальной игре десятка при тузе.
Буйством красок Бухары.
Бакинским чаем.
И спокойными парнями с ЧТЗ...
Подкупала
вертолетная кабина,
ночь
и кубрика качающийся пол!..
Как-то женщина пришла.
И подкупила.
Подкупила —
чем?—
не знаю
до сих пор.
Но тогда-то жизнь
я стал считать по веснам.
Не синицу жду отныне,
а скворца...
Подкупила дочь
характером стервозным,—
вот уж точно,
что ни в мать
и ни в отца...
Подкупил Расул1
насечкой на кинжале.
Клокотанием —
ангарская струя.
Я подкуплен и Палангой,
и Кижами.
Всем, что знаю.
И чего не знаю
я...
Я подкуплен зарождающимся словом,
не размененным пока на пустяки.
Я подкуплен
Маяковским2 и Светловым3.
И Землей,
в которой сбудутся стихи!..
И не все еще костры отполыхали.
И судьба еще угадана не вся...
Я подкуплен.
Я подкуплен с потрохами.
И поэтому купить меня
нельзя.
1969

Р.Рождественский

Утешься, я несчастен с ней,
Как ты со мной была когда-то.
Просрочен долг, но тем ясней
И несомненнее оплата.
И я, уставши уличать,
Дежурю на подходе к дому
И отвыкаю замечать
Заметное уже любому.
Что делать! За такой режим
Нам платят с рвением натужным
Не нашим счастьем, а чужим
Несчастьем, вовсе нам не нужным.
Когда неотвратимый суд
Все обстоятельства изучит, —
Не то что мне ее вернут:
О нет, ее с другим измучат.
Как нам с тобой не повезло!
Здесь воздают — и то не сразу —
По всей программе злом за зло,
Но за добро добром — ни разу.
Она ответит, но не мне,
А той вполне безликой силе,
Что счет вела любой вине,
Хоть мы об этом не просили.
О, цепь долгов и платежей,
Коловращение, в котором
Один из двух чужих мужей
Невольно станет кредитором!
Она решит, что я дурак,
И бросится к нему на шею,
И будет с ним несчастна так,
Как я ни разу не был с нею.

Д.Быков

Акростих

Может, кто и не понял романа,
А меня убеждает он вновь:
Суеты жизнь полна и обмана,
Только смысл этой жизни – любовь...

Есть любовь, где мы, руша преграды,
Рвёмся к тем, кто хранит нашу честь,
И она выше всякой награды –
Может, громко, но так ведь и есть...

А любя этот мир, в катастрофу
Ради сбитых с пути бедолаг,
Грех их взяв, мы идём на Голгофу –
А у нас по-другому никак...

Разберись, что здесь верно, что спорно,
И признать, наконец-то, решись
То, что жизнь за любовь – это норма,
А иначе зачем эта жизнь?..

Николай Лосев

21.12.2016

Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа
Киев бомбили, нам объявили
Что началася война.

Война началась на рассвете
Чтоб больше народу убить.
Спали родители, спали их дети
Когда стали Киев бомбить.

Врагов шли большие лавины,
Их не было сил удержать,
Как в земли вступили родной Украины
То стали людей убивать.

За землю родной Батькивщины
Поднялся украинский народ.
На бой уходили все -все мужчины,
Сжигая свой дом и завод.

Рвалися снаряды и мины,
Танки гремели броней,
Ястребы красны в небе кружили,
Мчались на запад стрелой.

Началася зимняя стужа
Были враги близ Москвы,
Пушки палили, мины рвалися
Немцев терзая в куски.

Кончился бой за столицу
Бросились немцы бежать
Бросили танки, бросили мины,
Несколько тысяч солдат.

Помните Гансы и Фрицы
Скоро настанет тот час
Мы вам начешем вшивый затылок,
Будете помнить вы нас.

А сейчас известная японская певица
Ясука-На-сене исполнит романс Атомули
Ядалася, что в переводе означает «Сомнение».

Анекдот семидесятых годов.

Сомнение. Монолог белоснежного*

Чего-то мне не нравится Навальный, в нем чувствуется тайная фигня, какой-то он такой неидеальный, сомнительный, в отличье от меня. Все недостатки нового застоя в нем крупно, показательно слились: он любит все наглядное, простое. Он популист. Он националист. Для школоты, конечно, он икона, но им же пофиг право и закон. В его лице мы вырастим дракона. Он, собственно, сейчас уже дракон. Он будет груб. Заранее дрожим мы. Он презирает волю большинства. Плюс все тоталитарные режимы сперва боролись против воровства. По-ленински он будет мстить за брата, который в самом деле нагловат, — причем страна ни в чем не виновата, а брат, должно быть, в чем-то виноват. Нам безнадежный выбор предоставлен. У нас на предстоящем вираже два варианта — Ленин или Сталин, и Ленина мы видели уже. Конечно, Сталин был восточный идол, а Ленин, так сказать, наоборот, — но он был зверь, он русских ненавидел, он выслал философский пароход! При Сталине хоть не было идиллий и запросто давали двадцать пять, но что-то возродили, возводили, а Ленин был сплошное «гасст’елять!».

Навальный — да: мобилен, быстр и чуток. Но ясности на самом деле нет: когда ему дается тридцать суток, другие получают пару лет! Проект Кремля, он нам подсунут вместо серьезного, крутого главаря. Он спойлер, имитатор, слив протеста, авантюрист, серьезно говоря. Труба его пониже, дым пожиже. Любому ясно — он для них не враг. Конечно, выжгли глаз. Но не дожгли же! И в Барселону выпустили — как?! И главное, что в нашем околотке где разрешили — там и протестуй. Вот загородки, вот перегородки, вот тупичок… А он ответил: «Нет!» Подумаешь, не дали микрофона. Купил бы сам — подумаешь, байда! Нет, все-таки в нем что-то от Гапона. И кончится, как кончилось тогда.

А Путин — что ж? Усталый, поздний Путин. Что толку торопить его на слом? Он нам привычен. Он почти уютен, как типа Брежнев в семьдесят восьмом. Мы никогда не видели свободы, комфорт полусвободы — наша суть. В сравнении с Навальным мы уроды, зато в сравненье с Путиным — отнюдь. И в чем его особенные вины? На фоне прочих он пример ума; конечно, он мучитель Украины, но Украина, знаете, сама… Мы, собственно, не видим там примера достойной, независимой судьбы: все эти их Шухевич и Бандера, все эти их слова, что мы рабы… Что, Порошенко — лидер идеальный? Я думаю — совсем наоборот. Да, Крым не наш. Но этот ваш Навальный сам говорит, что Крым не бутерброд. Ему еще припомнят эту фразу, навальновская сущность в этом вся, и он не лучше Путина ни разу. Зачем менять гуся на порося?

Мы, собственнно, уже смекнули сами, чему его политика равна: он тащит нас обеими руками из теплого, уютного говна, в котором так приятно спать и чмокать, и видеть обольстительные сны… И руки у него в говне по локоть, а нам ведь руки чистые нужны. Нам нужен тот, кто чист и не увечен, не соблазняет дочек и сынов… Кто это может быть? Допустим, Сечин. Допустим, Греф. Допустим, Иванов.

Уж ты прости, Алеша. С нами сложно. У Родины особая стезя. Мы обожглись уже на всем, что можно, и более того — на чем нельзя. О Господи, прости за эту наглость, но чем искать для русских новый путь — нас проще зачеркнуть уже крест-накрест и сделать тут другое что-нибудь.

*В наше время все надо объяснять. Этот монолог не является авторским высказыванием от первого лица.

Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.

Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.

Им нельзя задержаться, остаться -
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.

Окликать их и звать их - напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.

В.Шефнер

1961

«Исчезновение» Амана Тулеева (возглавляет Кемеровскую область с 1 июля 1997 года), которого не видели на публике последние два месяца, породило массу версий: о его болезни, отставке и даже смерти. Верной оказалась первая.

Вот говорят, Аман Тулеев Подать в отставку захотел. Как много радостных плебеев Кричат, что он ушел от дел! Но говорят, Аман Тулеев В отставку все ж не подает. Бурлит, сомнения рассеяв, Ему доверенный народ! Здоров Тулеев или болен? Крепка иль нет его спина? Годна ли для кузбасских штолен Многострадальная она? Дадим желаемую справку: В его солидные года Если и хочется в отставку, Но нету сил уйти туда. Назло сомненьям и протестам, От коих Родина гудит, Он вгрызся в кресло тем же местом, На коем, собственно, сидит. Отставка хуже святотатства, Она затрагивает честь. Нельзя уйти. Нельзя остаться. Кто хочет лечь – тот может сесть. И вот, смущая фарисеев, Краснея, словно пионер, Хочу сказать: рискни, Тулеев! Пробей дыру, подай пример! Скажи им резкое, как здрасте, О чем уже забыли мы, – Что выход есть из этой власти, Помимо смерти и тюрьмы! Решись отставиться, Тулеев, А то получишь ты и он По паре Северных Кореев На каждый русский регион.

Д.Быков

Д. Быков мастер иносказаний и намёков.

«Левада-центр»: россияне назвали Сталина, Путина и Пушкина величайшими людьми.

Вот левадовский опрос. Это главный летний вброс. Впереди товарищ Сталин в белом венчике из роз. Он немного впереди, а немного позади Путин с Пушкиным на пару, каждый с бантом на груди. Три святых величины, три хранителя страны — разбегаются соседи, умиляются скины! Едут три богатыря, в чешуе, как жар горя, и народ богохранимый афоризмами даря — в орденах и образках, с сединою на висках, федералы, генералы, каждый в собственных войсках (Пушкин тоже генерал: он от пули умирал и военную карьеру многократно примерял).

Едет Сталин на коне в благородной седине — по мечтам о русском праве, по державе и по мне. Едет Пушкин на коне в звонком ямбе, как в броне, с «Бородинской годовщиной» и с «Евгением Оне…» Едет Путин на коне — чисто всадник Фальконе, но с Медведевым под мышкой и с Песковым на ремне. Едут трое в кураже на последнем рубеже — то ли новая триада, то ли троица уже: знак эпохи испитой под названием «отстой»,

Сталин — папа, Путин — сына, Пушкин типа Дух святой. Это наш, на всех един, сувенирный магазин — «Спор славян между собою» (с долей негров и грузин).
Сталин, кстати, был поэт. Пушкин — тоже. Путин — нет. Впрочем, может, тоже пишет и сливает в интернет?

В тридевятые края едут три самурая; в этой доблестной триаде роль у каждого своя. Сталин страху задает, словно бешеный койот; Путин смертный сон наводит, Пушкин песенки поет. Пушкин — светлый русский дух, Сталин — наша птица Рух, Путин — то ли вырожденье, то ли синтез этих двух. Пушкин создал, чуть возник, нашу вольность и язык, Сталин это все угробил, Путин памятник воздвиг. Пушкин — дерзкий наш Приап, Сталин — мерзкий наш сатрап, ну а Путин, как ни крутим, — окончательный этап. Это русский наш проект, а точней, его конспект, но какой-то в нем таился огорчительный дефект. Семь веков, как семь колец. Тонут кормщик и пловец, и какой печальной тройкой все накрылось наконец!

…Пушкин вертится в гробу, Сталин шепчет: «Я гребу», а полезно и приятно лишь галерному рабу. Это главный наш итог, окончательный виток перед полным превращеньем в запыленный закуток. Это русская судьба — триединство и борьба сочинителя, тирана и галерного раба. Это блоковская, та роковая пустота — три российских аватара, сокращенно ПуПуСта.

* * *

День только к вечеру хорош,
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.
Закону мудрому поверьте, —
День только к вечеру хорош.
С утра уныние и ложь
И копошащиеся черти.
День только к вечеру хорош,
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.

Фёдор Сологуб

7 марта 1913 года. Харьков

Зеленели весны этикетки,
Облепив каждый куст.
Помолчал, и как в море монеткой:
- Я вернусь.

Всколыхнулась и с берега смыла
Отпечатки подошв.
Рябь с лица согнала и спросила:
-А найдёшь?

И.Литвинов

Начало

Отрыдали водкою бутылки,
Час похмелья вроде бы далек.
Прикорнули свадьбы и поминки.
Дремлет Киев, Брест и Белосток.

Сны полны воскресными делами:
В предвкушенье выходного дня
Спит страна. Собаки только лают,
Да цикады истово звенят.

Летней ночью как не быть амурам?
Парочке нигде покоя нет:
Выбежали самым ранним утром
Самый ранний целовать рассвет.

Как бы не следил отец и братья,
Но у летней ночи свой закон:
В первый раз соприкоснулось платье
С подростковым грубым пиджаком.

В воздухе предутреннем отлично
Слышится курлыканье вдали.
И летит за кликом кисть девичья:
«Погляди-ка, милый, журавли!»

Парень, отрываясь с неохотой,
Клину вслед бросает хмурый взгляд:
«Эх ты, тютя, это самолеты.
На ученья, видимо, летят».

Ошалев от воздуха и ласки,
Целовались дети на заре.
Красной, роковою тлела краской
Цифра 22 в календаре.

Иван Литвинов

Жираф

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Николай Гумилёв

9 октября 1907 года

Про жирафа хорошо, а про рыдающие водкою бутылки плохо.

Про гумилёвского изысканного жирафа пел году в 1964 кто-то из известных тогда бардов, жаль не знаю кто.

Кстати, житуха у жирафа не такая поэтическая:

«В жёлтой жаркой Африке»

В желтой жapкой Афpике, в центpaльной ее чaсти,
Kaк-то вдpуг, вне гpaфикa, случилося несчaстье.
Слон скaзaл, не paзобpaв: — видно быть потопу. —
В общем тaк: один жиpaф влюбился в aнтилопу.
Тут поднялсЯ гaлдеж и лaй,
И только стapый попугaй
Гpомко кpикнул из ветвей:
— жиpaф большой, ему видней. —

Что же, что pогa у ней, — кpичaл жиpaф любовно, —
Hынче в нaшей фaуне pавнЫ все поголовно.
Если вся моя pодня будет ей не paдa,
Hе пеняйте нa меня, я уйду из стaдa.
Тут поднялся гaлдеж и лaй,
И только стapый попугaй
Гpомко кpикнул из ветвей:
— жиpaф большой, ему видней. —
Пaпе aнтилопьему зaчем тaкого сынa?
Все paвно, — что в лоб ему, что по лбу, — все едино.
И жиpaфa мaть бpюзжит, — видaли остолопa?
И ушли к бизонaм жить с жиpaфом aнтилопa.
Тут поднялся гaлдеж и лaй,
И только стapый попугaй
Гpомко кpикнул из ветвей:
— жиpaф большой, ему видней. —
В желтой жapкой Афpике не видaть идиллий.
Льют жиpaф с жиpaфихой слезы кpокодильи.
Только гоpю не помочь, нет тепеpь зaконa…
У жиpaфов вышлa дочь зaмуж зa бизонa.
Пусть жиpaф был непpaв,
Hо виновен не жиpaф,
А тот, кто кpикнул из ветвей:
— Жиpaф большой, ему видней.
В.С.Высоцкий

Всё-то у нас разные переживательные песенки про попугаев, про чёрных дев и молодых папуасов...
лишь бы не о романтике борьбы, жажде подвига, о святой обязанности быть воином-защитником.
С одной стороны - никаких бунтарско-воинственных настроений, с другой - мы всё таки воюем... то там, то здесь.
а если не про жирафа?:


Баллада о борьбе, Владимир Высоцкий

Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв,
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастpоф.

Детям вечно досаден их возpаст и быт,-
И дpались мы до ссадин, до смеpтных обид.
Hо одежды латали нам матеpи в сpок,
Мы же книги глотали, пьянея от стpок.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фpаз,
И кpужил наши головы запах боpьбы,
Со стpаниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь мы, не знавшие войн,
За воинственный клич пpинимавшие вой,
Тайну слова "пpиказ", назначени гpаниц,
Смысл атаки и лязг, боевых колесниц.

А в кипящих котлах пpежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на pоли пpедателей, тpусов, иуд
В детских игpах своих назначали вpагов.

И злодея следам не давали остыть,
И пpекpаснейших дам обещали любить,
И, дpузей успокоив, и ближних любя,
Мы на pоли геpоев водили себя.

Только в гpезы нельзя насовсем убежать:
Кpаткий век у забав - столько боли вокpуг!
Постаpайся ладони у меpтвых pазжать
И оpужье пpинять из натpуженных pук.

Испытай, завладев еще теплым мечом
И доспехи надев, что почем, что почем!
Разбеpись, кто ты - тpус иль избpанник судьбы,
И попpобуй на вкус настоящей боpьбы.

И когда pядом pухнет изpаненный дpуг,
И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя,
И когда ты без кожи останешься вдpуг
Оттого, что убили его - не тебя,-

Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал
По оскалу забpал: это - смеpти оскал!
Ложь и зло - погляди, как их лица гpубы!
И всегда позади - воpонье и гpобы.

Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если pуки сложа наблюдал свысока,
И в боpьбу не вступил с подлецом, с палачом,-
Значит, в жизни ты был ни пpи чем, ни пpи чем!..

Если, путь пpоpубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жаpком бою испытал, что почем,-
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

20 июля 2017 в 14:48 бонч - бруевич пишет:
бб> Всё-то у нас разные переживательные песенки про
бб> попугаев, про чёрных дев и молодых папуасов...
бб> лишь бы не о романтике борьбы,
бб> а если не про жирафа?:

Если не про жирафа, тогда про . . .

Дубинушка
(Эх, дубинушка, ухнем!)

(слова: Леонид Трефолев)

Много песен слыхал я в родной стороне;
В них про радость, про горе мне пели,
Но из песен одна в память врезалась мне –
Это песня рабочей артели.

Припев: Эх, дубинушка, ухнем!
Эх, зеленая сама пойдет!
Подернем, подернем,
Да ухнем!

И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям
Эта песня идет по наследству.
И как только работать нам станет невмочь,
Мы – к дубине, как к верному средству.

Припев

Я слыхал эту песнь, ее пела артель,
Поднимая бревно на стропила.
Вдруг бревно сорвалось, и умолкла артель –
Двух здоровых парней придавило.

Припев

Тянем с лесом судно, иль железо куем,
Иль в Сибири руду добываем,
С мукой, с болью в груди одну песню поем,
Про дубину мы в ней вспоминаем.

Припев

И на Волге-реке, утопая в песке,
Мы ломаем и ноги и спину,
Надрываем там грудь и, чтоб легче тянуть
Мы поем про родную дубину.

Припев

Но настанет пора, и проснется народ,
Разогнет он могучую спину,
И на бар и царя, на попов и господ
Он отыщет покрепче дубину.

Припев

Памяти Высоцкого

И плыли цветы по рукам недопущенных
Над жарким асфальтом обеих Радищевских,
И плыли мозги у Каховских да Пущиных –
ДжинсОво-крутых и мосторговски-нищенских…

Блевала рекордами потно-престольная
И не было дела ей, не было дела…
Другая ж Москва – угорело-бесстонная
Молчала подстрелено и чёрно-бело…

Молчала под плеск кумачёво-разреянных…
Но те, кто привыкли от частного к целому
Вдруг поняли что-то про нас недострелянных –
Молчащих, но слушавших «Баньку по белому»…

И снова июль. И число двадцать пятое.
И снова цветы под куплеты заветные,
И снова похмелье. И время распятое
Чутьём подзабытым на годы бессветные…

И снова мандраж кумачёво-знамёновый
Под рёбра стучится древком триколора…
Вы нас не прощайте, Владимир Семёнович,
За то, что опять и за то, что так скоро…

За то, что смердим оправданьями тухлыми
БезврЕменья нового ставшие доками,
За то, что молчим… но не ссыльными Кюхлями,
А пайкой прикормленными бенкендорфами…

Илья РУБИНШТЕЙН

24.07.2017

Протопи ты мне баньку
Памяти Высоцкого

...Однако последние события свидетельствуют о том,
что в известных кругах Соединенных Штатов
закрепились русофобия и курс на открытую
конфронтацию с нашей страной.

МИД России

РУССКОЕ

Какая прелесть — русофобия! Подобно цирковому льву, я от рожденья до надгробия под этой кличкою живу. Пока еще лежал в утробе я, в известной степени еврей, — уже бродила русофобия в крови младенческой моей. И что сейчас не русофобия? — лишь совершенная фигня, скажу в неутолимой злобе я, всю жизнь глодающей меня. Живу в воинственной державе я, богобоязненной такой, в которой все, что не во здравие, считается за упокой. Преосвященства, преподобия, прижизненный иконостас! Вас опасаться — русофобия, но как не опасаться вас? Сомнения, предположения — во всем мерещится подкоп; скажи таблицу умножения — уже ты будешь русофоб! Страна превыше смысла здравого, превыше правды и ума; любить мы смеем только зарево, да плюс тюрьма, да плюс сума.

Оставим хитрые виляния в борьбе за будущность свою: тут даже сыр — агент влияния, про гамбургер не говорю.
Что против власти — русофобия, разоблачайся, не тяни; что до вареников и лобио, они фашисты искони. Грознее самолета Рустова — несуверенная еда! Все русофобы, кроме русского, и русский тоже иногда. Кто не разбил в молитвах лоб еще, кто скорой смерти не огреб, кто хочет жить — тот русофобище; кто пасть открыл — тот русофоб. Когда пальмирская Зенобия восстала на державный Рим, то это тоже русофобия, мы прямо так и говорим. Две главных вещи — знаю обе я — нам застят свет на много лет, и выше слова «русофобия» есть только «суверенитет». Открытье, стоющее Нобеля: определений строгих нет, но если что не русофобия, то это суверенитет.

Какая прелесть — русофИлия! Она по-прежнему в строю; определенья дать не в силе я, но русофилов узнаю. Будь проповедником насилия, апологетом темных сил — все это будет русофилия, и сам ты будешь русофил; ты переиродил бы Ирода? ты б даже больше перебил? — довольно этого для вывода, что ты изрядный русофил! И чем казна твоя обильнее — достойный символ наших дней, — чем ты наглей, тем русофильнее, чем ты дичей, тем ты родней! Чем ты тупей, чем хамовитее, тем ты надежней и нашЕй, и это важное открытие ты в подсознание зашей. Ведь вся родная плутократия любила Трампа потому, что он гораздо быдловатее и простоватей по уму, его приветствовали паточно, восторг на тыщу киловатт, — но простоват он недостаточно и не довольно быдловат. Тебя во фраке или в робе я готов узнать в любых местах; не зря же в слове «русофобия» таится «фобос», то есть страх, и этот страх уже не лечится. Учти, любитель скреп и скоб: ты должен быть такою нечистью, чтоб испугался русофоб!

Но есть еще вопросы устные, и я давно уже спросил: скажи, а где же сами русские — те, что не фоб и что не фил? Ужель — как мы нередко видели — копают сад, растят ребят и ждут, покуда эти идолы себя взаимно истребят? Простые, словно песня птичия, незримые, как соловей, в себе лелеют безразличие к судьбе неведомой своей и проживают время длинное, таща хозяев на горбу, как древняя река Неглинная, что вечно спрятана в трубу.

Все помнят этот великолепный романс:


Но далеко не все знают полный текст стихотворения,ставшего его основой...



Большая дорога (1928)

К застенчивым девушкам,
Жадным и юным,
Сегодня всю ночь
Приближались кошмаром
Гнедой жеребец
Под высоким драгуном,
Роскошная лошадь
Под пышным гусаром...
Совсем как живые,
Всю ночь неустанно
Являлись волшебные
Штабс-капитаны,
И самых красивых
В начале второго
Избрали, ласкали
И нежили вдовы.
Звенели всю ночь
Сладострастные шпоры,
Мелькали во сне
Молодые майоры,
И долго в плену
Обнимающих ручек
Барахтался
Неотразимый поручик...
Спокоен рассвет
Довоенного мира,
В тревоге заснул
Городок благочинный,
Мечтая бойцам
Предоставить квартиры
И женщин им дать
Соответственно чину,
Чтоб трясся казак
От любви и от спирта,
Чтоб старый полковник
Не выглядел хмуро...
Уезды дрожат
От солдатского флирта
Тяжелой походкой
Военных амуров.
Большая дорога
Военной удачи!
Здесь множество
Женщин красивых бежало,
Армейцам любовь
Отдавая без сдачи,
Без слез, без истерик,
Без писем, без жалоб.
По этой дороге
От Волги до Буга
Мы тоже шагали,
Мы шли задыхаясь,-
Горячие чувства
И верность подругам
На время походов
Мы сдали в цейхгауз.
К застенчивым девушкам,
В полночь счастливым,
Всю ночь приближались
Кошмаром косматым
Гнедой жеребец
Под высоким начдивом,
Роскошная лошадь
Под стройным комбатом.
Я тоже не ангел -
Я тоже частенько
У двери красавицы
Шпорами тенькал,
Усы запускал
И закручивал лихо,
Пускаясь в любовную
Неразбериху.
Нам жены простили
Измены в походах,
Уютом встречают нас
Отпуск и отдых.
Чего же, друзья,
Мы склонились устало
С тяжелым раздумьем
Над легким бокалом?
Большая дорога
Манит издалече,
Зовет к приключеньям
Сторонка чужая,
Веселые вдовы
Выходят навстречу,
Печальные женщины
Нас провожают...
Но смрадный осадок
На долгие сроки,
Но стыд, как пощечина,
Ляжет на щеки.
Простите нам, жены!
Прости нам, эпоха,
Гусарских традиций
Проклятую похоть!

М.А. Светлов

Он и Она. Сцена на дне Байкала


ОН: У нас проблемы.

ОНА: Тс-с! Ни звука. Мне скучно слушать, что у вас. Я говорила…

ОН: Слушай, щука! Прошу тебя в последний раз.

ОНА: Не стану слушать этих бредней. Иди с людьми поговори, а здесь про этот раз последний не верят даже пескари. Я все давала: и «Единство», и нефтецены на убой… Ты этим так распорядился, что все на дне, как мы с тобой. Ты отпустил меня однажды, я помогала, ты следил — но для твоей, Володя, жажды нужна не я, а крокодил. Вся эта ложь, все эти кражи, все эти ближние друзья…

ОН (страстно): Ну все! Клянусь, что больше даже по Конституции нельзя!

ОНА: Про Конституцию, Вованыч, втирай опять же пескарю, а мне нельзя смеяться на ночь — стара я стала, говорю…

ОН: Пойми ты, старая хабалка, я не за выгоду борюсь! Пускай меня тебе не жалко, но без меня погибнет Русь. Кто их удержит от развала от Петербурга до Курил?!

ОНА: Ты ж говорил, что их немало. Поменьше б надо, говорил… Конечно, трудная работа — рулить всем этим, не любя; но как-нибудь найдется кто-то. Ведь находились до тебя? Вот тоже мне, какое чудо — рулить послушными людьми…

ОН: Сними хоть санкции, паскуда! Ты слышишь? Санкции сними!

ОНА: Ты сам просил поставить Трампа — теперь расхлебывай, чудак. Ты ждал по ходу Форест-Гампа, а оказался Дональд Дак. А то скандалы, твиттер, бабы, избыток грязного бабла… Не лез бы в выборы — тогда бы я б что-нибудь еще могла… Теперь, увы, что зад, что перед — ты весь замазан искони.

ОН: Но я не лез!

ОНА (со вздохом): Они не верят. И я не верю, извини. Теперь проблемы на подходе. Ты никогда не верил мне, а между тем ты жил, Володя, в прекрасной, сказочной стране! Ее уклад красив и древен, а нрав чудесен и толков. Полно лягушек и царевен, грибов, царевичей, волков — а ты все жестче, все тощее, все молчаливее и злей, ты роль бессмертного Кощея избрал себе из всех ролей! Тут были куры непростые, несли вам яйца много лет — всё непростые, золотые… Про гребешки-то помнишь, нет? Была тут репка-Украина, ты захотел ее в Москву, и дернул — рраз! И все едино заполучил одну ботву. Уже не катит этот метод. Прогноз, по сути, никаков.

ОН: Я два часа с тобой, как этот! Уже волнуется Песков!

ОНА: Ну что ж теперь…

ОН: А ты не нукай! Вся пресса примется молоть: «Он два часа возился с щукой»…

ОНА: А что еще писать, Володь? Ни свежих тем, ни свежих ликов, все погружается во тьму… Уже извелся даже Быков — писать, мол, не о чем ему.
Последний год напрасно прожит под сенью пламенных харит; Донбассу оды петь не может — позорно, стыдно, говорит… Одна осталась тема — щука. Все остальное ложь и хмарь…

ОН (грозно): Ты что-то разболталась, сука.

ОНА (подбоченясь): А что ты ждал, озерный царь?! Другие выпалить могли бы весь этот пламенный заряд… Но если все молчат как рыбы — тогда уж рыбы говорят!

ОН (обращаясь к охране, плавающей вокруг): Эй, вы! Не слушайте, не верьте! Все это дно, все это грязь…

ОНА (презрительно): Учи мальков!

ОН: Готовься к смерти!

(Стреляет)

ОНА: Уф, слава богу, заждалась.

(Всплывает кверху брюхом)
----------------------------------------------
P.S.Какой-то знакомый на нём костюмчик...
Уж не этот ли?

ГУБЕРНАТОРСКОЕ
Жестокий романс
Милая, чей образ неотступен, чей наряд изыскан, как айфон, — для меня ты типа как бы Путин, хоть чуть-чуть красивее, чем он. Эта страсть меня погубит на хрен. Этот страх не просто так возник. При тебе я как бы губернатор, обреченный, как любой из них.Ты меня назначила сначала — я попал в тенденцию, в струю, — выделяла, даже отмечала, посещала вотчину мою. Сам я своему не верил счастью, сам благословлял такой удел — я владел одной твоею частью, но зато владел, так уж владел! Мучила меня одна идея: я стоял как будто на краю. Этим краем дерзостно владея, обреченность чувствовал свою. И в разгар любимейшего дела, на заветном как бы рубеже, так ты странно на меня глядела, будто бы прощаешься уже. Важная примета грубых нАтур: богомол, коль скоро он самец, или среднерусский губернатор — чувствуют все время свой конец.Хоть воруй, хоть сроду не укрАди, хоть блюди аскезу, хоть блуди — все равно кранты крадутся сзади или поджидают впереди.
До конца реализуя Кафку, с той же беспощадностью в глазах ты меня отправила в отставку, никакой причины не назвав. Убирайся как бы и не мешкай! Это входит в должность искони. «Ты же знал», — сказала ты с насмешкой. Да, я знал! И знали все они. Это ожидание провала, то, что ведал я и знала ты, — может, только это придавало фрикциям какой-то остроты. Губернатор — тяжкая работа, тусклая, как русское кино. Может, ощущение полета только в миг свержения дано.

Что же, я уйду. Без слез и клятв. Должность не останется пуста: молодых красивых технократов ты зовешь на сладкие места. О, как верят эти технократы, эти неокрепшие умы, что они талантливы, богаты и нужнее Родине, чем мы! И не знает алчная толпища, осаждая пафосный подъезд, что она такая как бы пища, а не тот, кто пищу эту ест. Ты ликуешь, новый губернатор, только что назначенный плейбой, — но уже заложен детонатор и взорвется прямо под тобой. Может, нам, сидящим не при деле, орденок сжимающим в горсти, повезло еще, что мы успели прежде детонации уйти.Вот пройдет четыре года кряду — и еще почует, говорят, зависть к ветерану-казнокраду молодой красивый технократ;так что мы не против, в добрый путь им. Вот урок наивному уму: нас сейчас отставил только Путин, а на них грядет Конец Всему.…Как ты ликовала, дорогая, сбросив надоевшее старье! Может, Путин, бодро их свергая, чувствует бессмертие свое? Как он их отправил — десять разом, сиротя проблемный регион! Никаким бы веселящим газом не развеселился так бы он. Видел я, когда попал в немилость, как бы волчий вытянув билет: ты же тоже очень веселилась, прямо молодела на пять лет! Дом твой стал отныне неприступен, как его верховный кабинет, — но учти, родная: ты не Путин. Путин вечен, да, а ты-то нет. И тебя старение затронет, и к тебе придет пора утрат, и тебя когда-нибудь прогонит молодой красивый технократ. Будет стон твой тщетен, взор твой мутен, и слеза повиснет на губе…Но часы-то тикают. И Путин тоже позавидует тебе.
Д.БЫКОВ

ПОЗДРАВЛЕНЧЕСКОЕ

Мини-пьеса

Сцена изображает верховный кабинет. В нем толпятся силовики с мешками.

Первый силовик:
— Владим Владимыч, к вам сейчас нельзя ли? Вы в возрасте цветенья и весны, мы кой-чего на обысках изъяли и как бы вам в подарок принесли. Вы скрепа и эпическая сила…
Юбиляр (устало):
— О Господи, какая чепуха. Что там в мешке?
Первый силовик:
— Вот телефон Куцылло, с него она звонила МБХ.
Юбиляр (брезгливо):
— Как прав Лавров! Действительно дебилы, безынициативны и верны… Я что же, не куплю себе мобилы? К тому ж я ей не пользуюсь. Верни.
Первый силовик (поспешно):
— Вот есть еще Белковского компьютер, при обыске отобранный к чертям; там у него написано, что Путин…
Юбиляр:
— Я знаю все, что он напишет там! Хоть «Грани», блин, хоть «Новая газета», хоть «Эхо» на газпромовской волне… Чего еще — за восемнадцать лет-то — они не написали мне? Чего мне ждать от них, от погорелых? Что наш бюджет похож на решето? Что я сатрап? Что раб я на галерах? Я это все читал, и дальше что? Народ такой, они хотят такого, в болоте апельсины не растут… Кого взамен? Явлинского? Рыжкова? Иль этого, ну как его…
Второй силовик (торжествующе):
— Он тут!
(В кабинет вкатывают клетку и сдирают черное покрывало.)
Навальный (из клетки):
— Подменены закона дух и буква! У власти полоумные скоты! Ты узурпатор, тыква, клюква, брюква, ты пареная репа, хрюква ты! Ты брюква, ты окурок, ты огарок, освободи кремлевский кабинет…
Юбиляр:
— Достаточно. И это ваш подарок?
Второй силовик (накидывая покрывало на клетку):
— Я думал, вы обрадуетесь…
Юбиляр (сухо):
— Нет. Уже и оппозиция в развале, и признаки стагнации везде. Возьмите, положите там, где взяли… ну, суток через двадцать…
Второй силовик (со вздохом):
— Будет сде.
Юбиляр (с горечью):
— Другим приносят Нобелевку мира, а мне такой сомнительный улов; другим поет торжественная лира, а мне — Белковский, Быков и Орлов! Махатме Ганди я не современник…
Третий силовик:
— Рамзан поздравил!
Юбиляр:
— Эдакая честь… Что вы еще изъяли? Может, денег?
Третий силовик:
— Искали. Денег нет. Но люди есть!
(Вталкивает в кабинет толпу задержанной молодежи.)
Молодежь:
— Мы здесь! Мы власть! Мы здесь идем, гуляем! Мы школота, крутая ребятня! Ты надоел!
Юбиляр:
— Таким щенячьим лаем вы позабавить думали меня?
Третий силовик (распихивая молодежь по автозакам):
— Мы думали, что будет вам приятно… Задерживали как бы день-деньской… Мы думали…
Юбиляр:
— Везите их обратно и высадите там же, на Тверской. О шапка Мономаха! Тяжела ведь. Отечество, тебя не излечить. Ужели двадцать лет еще мне править, чтоб стоящий подарок получить? Что мне затеять? Мировую третью? Всех посадить? Повесить большинство? Как сделать так, чтоб к моему столетью тут не осталось вовсе никого?
Сторонники Навального вышли на улицы по стране. В Москве впервые без массовых задержаний — но не в Питере. Хроника
Голос свыше:
— Сценарий, если вдуматься, похожий на истину. Ты слышишь этот хруст?
Юбиляр (смущенно):
— Так кто же я тогда? Не бич ли Божий?
Голос свыше:
— Не думаю. Скорее Божий дуст".

Д.Быков

ПОЗДРАВЛЕНЧЕСКОЕ

Мини-пьеса

Сцена изображает верховный кабинет. В нем толпятся силовики с мешками.
Первый силовик:
— Владим Владимыч, к вам сейчас нельзя ли? Вы в возрасте цветенья и весны, мы кой-чего на обысках изъяли и как бы вам в подарок принесли. Вы скрепа и эпическая сила…
Юбиляр (устало):
— О Господи, какая чепуха. Что там в мешке?
Первый силовик:
— Вот телефон Куцылло, с него она звонила МБХ.
Юбиляр (брезгливо):
— Как прав Лавров! Действительно дебилы, безынициативны и верны… Я что же, не куплю себе мобилы? К тому ж я ей не пользуюсь. Верни.
Первый силовик (поспешно):
— Вот есть еще Белковского компьютер, при обыске отобранный к чертям; там у него написано, что Путин…
Юбиляр:
— Я знаю все, что он напишет там! Хоть «Грани», блин, хоть «Новая газета», хоть «Эхо» на газпромовской волне… Чего еще — за восемнадцать лет-то — они не написали мне? Чего мне ждать от них, от погорелых? Что наш бюджет похож на решето? Что я сатрап? Что раб я на галерах? Я это все читал, и дальше что? Народ такой, они хотят такого, в болоте апельсины не растут… Кого взамен? Явлинского? Рыжкова? Иль этого, ну как его…
Второй силовик (торжествующе):
— Он тут!
(В кабинет вкатывают клетку и сдирают черное покрывало.)
Навальный (из клетки):
— Подменены закона дух и буква! У власти полоумные скоты! Ты узурпатор, тыква, клюква, брюква, ты пареная репа, хрюква ты! Ты брюква, ты окурок, ты огарок, освободи кремлевский кабинет…
Юбиляр:
— Достаточно. И это ваш подарок?
Второй силовик (накидывая покрывало на клетку):
— Я думал, вы обрадуетесь…
Юбиляр (сухо):
— Нет. Уже и оппозиция в развале, и признаки стагнации везде. Возьмите, положите там, где взяли… ну, суток через двадцать…
Второй силовик (со вздохом):
— Будет сде.
Юбиляр (с горечью):
— Другим приносят Нобелевку мира, а мне такой сомнительный улов; другим поет торжественная лира, а мне — Белковский, Быков и Орлов! Махатме Ганди я не современник…
Третий силовик:
— Рамзан поздравил!
Юбиляр:
— Эдакая честь… Что вы еще изъяли? Может, денег?
Третий силовик:
— Искали. Денег нет. Но люди есть!
(Вталкивает в кабинет толпу задержанной молодежи.)
Молодежь:
— Мы здесь! Мы власть! Мы здесь идем, гуляем! Мы школота, крутая ребятня! Ты надоел!
Юбиляр:
— Таким щенячьим лаем вы позабавить думали меня?
Третий силовик (распихивая молодежь по автозакам):
— Мы думали, что будет вам приятно… Задерживали как бы день-деньской… Мы думали…
Юбиляр:
— Везите их обратно и высадите там же, на Тверской. О шапка Мономаха! Тяжела ведь. Отечество, тебя не излечить. Ужели двадцать лет еще мне править, чтоб стоящий подарок получить? Что мне затеять? Мировую третью? Всех посадить? Повесить большинство? Как сделать так, чтоб к моему столетью тут не осталось вовсе никого?
Сторонники Навального вышли на улицы по стране. В Москве впервые без массовых задержаний — но не в Питере. Хроника
Голос свыше:
— Сценарий, если вдуматься, похожий на истину. Ты слышишь этот хруст?
Юбиляр (смущенно):
— Так кто же я тогда? Не бич ли Божий?
Голос свыше:
— Не думаю. Скорее Божий дуст".

Д.Быков

ХАРВИНАШ

Влиятельного голливудского продюсера Харви Вайнштейна заподозрили в
серийных сексуальных домогательствах. Нашли чем удивить!

Похотливого Харви Вайнштейна,
Оскорбителя девичьих чувств,
Защищать не хочу совершенно,
Да и в травлю охотно включусь.
Но добавлю: защита Вайнштейна
Даром тратит его миллион.
Он хитрец, и богач, и еврей – но
Защищался неправильно он.
Наш герой, что над Родиной реет –
И прореет еще до хрена, –
Всю страну невозбранно имеет,
И при этом довольна она.
Да, Вайнштейна, естественно, на кол.
Да, в отелях, шале и шато
Он актрис, разумеется, трахал,
Но когда бы не Харви – то кто?!
Торнтон? Питт? Приведите примеры!
Тарантино с повадкой свиньи?
Не смешите мои «Искандеры»,
«Тополя» не смешите мои!
Кто, простите, у вас идеален?
Вон Полански вообще педофил;
Аффлек, Гибсон… а старенький Аллен
Что с приемною дочкой творил?!
Эта грязь, эта травля… О боже!
Он же гений! Ему же дано!
Да, жена его бросила. Что же?
Он отныне женат на кино.
Все сношались, а Харви – не вправе:
Юдофобия, радости масс…
Зря стараетесь! На переправе
Не меняет коней Miramax.
И спросить бы в конце канители
Всех еще не сошедших с ума:
Может быть, они сами хотели?
Вон Россия же хочет сама!

Д.Быков

Воцеловление крайних губ. Ч.1

Его сиятельство бриллиантами князь Ротенжоп-Оптоволоконский шагнул к трону, уронился на колено и подал государю заявку. Государь долго думал, которым щупальцем взять, не решил, заснул с открытыми глазами, продолжая гладить обнявшего ногу плюшевого медведя. К повисшей в воздухе бумаге неторопливо приблизилась крестная младогосударыня, приставила к очкам тяжелый маршальский лорнет, прочла вслух.

— Прошу тебя, всея нефти, газы и многия тополи со искандеры царь, дозволить строить таврический мост лишь с одним перилом, поелику на второе перило доска покурвлена отсыремши, и с количеством вышел незнамо чьей вины проебон.

Кивая каждому произносимому слову, князь улыбался тройной улыбкою рта и складок. Державшая лист рука его дрожала столь хитрым адресным образом, что крестная младогосударыня узрела в дрожи не усталость, а трепетание перед нею. Смягчилась. Выбросила из-под платья комок навозу, вздохнула. Сказала, как всегда, кратко. Слово это во дворце уже тридцать лет произносила она одна. После чего рынды за троном легонько и однократно покачивали государя, подтверждая распоряжение регентши.

— Дозволяю.

Подскочив на положенные полметра, князь клекотом изъявил благодарность и стремительно упятился из покоев. Обычай строить таврический мост был древний, восходящий еще к четвертой, домонархической каденции государя. Всего их было возведено более сорока, и более месяца они не стояли, акцент делался на молодцеватость и скорость стройки.

Младогосударыня взяла у медведя айфон, поставила беззвучный режим, вернула, щелчком сухих пальцев выключила умные люстры. С тех пор, как государь был вторично мумифицирован и объявлен правящим символом, церемонии хождения, выглядывания в окно и появления на балконе были отменены. Но вечный сон его на посту стал главной духовной осью, вокруг которой медленно крутилась страна. По настоянию министров пропаганды государя то и дело апгрейдили, добавляли конечностей, глаз, ушей, ставили вибромоторы, даже продули один раз в аэродинамической трубе, имитируя полет над равниной — Пихалков снял отличный фильм «Живой среди других». Но по требованию патриархов все это демонтировалось, фильм запрещался, а Пихалкова отлучали от потоков и заставляли каяться в проруби. Не казнили его по единственной причине: именно он, светлая башка, придумал добавить государю вторую голову и священный титул — Стерхиоптерикс Всея Руси.

Е.Ш.

МИЗАНТРОПИЧЕСКОЕ
Монолог вымышленного лица

Кто за Собчак — того я ненавижу. И сам бы я ее не выбирал, поскольку вряд ли сам себя унижу прозванием «системный либерал», — и остальных, кто вслух уже доволен подобной конкуренцией Кремлю, всех встроенных, как Познер или Долин, — я тоже очень сильно не люблю. Я даже не пойму, о чем мы спорим, войдя в такой электоральный цикл: мучительно не то, что это спойлер, позорней сознавать, что это цирк.

Кто за Собчак? Кто сам уже обгрызен, с кем много раз публично подрались, кто на закланье впущен в телевизер и там изображает плюрализм; кто призван объяснять широким массам, что массы сами Путину под стать; кто клоуном нанялся к пупарасам, чтоб пупарасом в клоунах не стать. Ужасно быть сегодня Петербургом, родившим и тирана, и Собчак. На ней уже топтался даже Ургант, который сам из Питера, пошляк.

Кто против — тех я тоже ненавижу. Не знаю, как им всем не надоест — кто, надрываясь, наживая грыжу, изображает искренний протест. Как ненавидят эти маргиналы, кому страна отнюдь не дорога, — всех тех, кто федеральные каналы включает, просто чтобы знать врага! Как ратуют дрожащими губами за «Яблоко», чей лидер несравним с любым другим! Они зовут рабами всех тех, кто дышит воздухом одним с диктатором. Они грехи чужие считают и твердят: «Пробили дно». Они живут обычно не в России, хотя в России тоже их полно. Их роль ничтожна. Их протест — щекотка. Вся их среда — гламурная Москва. Собчак для них — лояльная кокотка, пропутинская шваль из «Дома-2», мне глубоко противно их злорадство, уменье жить безбедно и легко — Собчак хотя бы любит подставляться, а эти безупречны, как Дзядко.

Саму Собчак я тоже ненавижу. Ликует, драму в хохму превратив! Кто любит эту лошадь, эту лыжу?! Ей что дебаты, что корпоратив. От критики она не затоскует, ей по фигу народная молва, она ничем при этом не рискует, — не больше, чем когда-то в «Доме-2».

Ее семья была небезупречна, она же хуже собственной семьи, а крестный попросил ее, конечно, — и будьте-здрасьте, крестный, мы свои.

В тринадцатом, в разгар иных событий, он к ней вражду известную питал, — но нынче помогает нарастить ей серьезный статус, то есть капитал. Коль знаешь — сомневаться некрасиво, как говорил Станислав Ежи Лец; ждать от нее какого-то прорыва способен лишь дурак или подлец. Вот послевкусье путинского яда, нахального, разнузданного зла! На этом фоне даже Хакамада как будто ничего себе была.


Пора признаться, рожу скосоротив: мне надоел посмертный этот бал, я ненавижу всех, кто за и против, а тех, кто воздержался, я вообще*. Все выродилось так на этом свете, что падает последний мой редут, и мне уже неважно, те иль эти потом на место Путина придут. Я думаю, история осудит и тех, и этих, ибо всё фигня, и после никого уже не будет — ни тех, не этих тоже… и меня, заслуженного общего изгоя. Проявится какой-то новый класс, и будет что-нибудь совсем другое, нисколько не похожее на нас. Покуда это будущее — в нетях, за темным горизонтом бытия… Но если ты похеришь тех и этих, то, Господи, готов не быть и я.

*У автора от волнения опять что-то не так с рифмой.

Д.Быков

Глюк "Авроры"

Дремлет притихший северный город,

В жиже холодной спят якоря.

Что тебе снится крейсер «Аврора»

Праздничной ночью в канун октября?



Может быть, снятся выборов игры,

Палки ОМОНа, прочая муть?

Или мечтаешь главным калибром

По кабинету в Кремле **здануть?




В морду бы плюнуть этой погоде

Сопли сосулькой мерзнут к губе,

В школу шагает мальчик Володя,

Чтобы потом поступить в КГБ.



Ночь все чернее, ветер все злее,

Сон предрассветный трубы согрел,

Видишь, на рее вздернуты геи,

И либералов ведут на расстрел.



Снятся Авроре пушки и сабли,

Снится Буденный, снится Чапай,

Снится, что снова старые грабли

Манят Россию – давай, наступай!



Реку сковали лед и торосы,

Жаль, что Аврора не ледокол,

Ей бы три сотни верных матросов,

Чтоб завершить этот вечный прикол.

Орлуша

16 декабря 2017 в 13:04 Ясон пишет:
Я> >Пора признаться, рожу скосоротив: мне надоел
Я> посмертный >этот бал, я ненавижу всех, кто за и
Я> против, а тех, кто >воздержался, я вообще*.
Я> (Д.Быков)
Я> Неужто повесится?
Я> А если Быков повесится, то "пивовар" за ним
Я> последует?
Я,конечно,подозревал что сексот ичкерийской сигуранцы, по определению, не обязан разбираться хотя бы в азах поэзии,но чтоб настолько... Чтоб отождествлять автора с его героем... Впрочем,а чему тут удивляться? Секретный сотрудник,подводный конник и запасной офицер джоржик одинаково разбираются в поэзии-будь то Быков,Маршак,Цветаева или Барто.Им нужно что-нибудь попроще,попатриотичнее... Ну не могу же я оставить их совсем без стишков!Вот,специально для них(может и ещё кому-то понравится):

Зачем мне пишете, что Путин вам не дал?
Как-будто мне им было лишнего отдато...
Он Родину из краха воскрешал,
Напрасно не губив солдата.

И если был своим среди чужих,
Чужим среди своих он точно не был,
А среди вечных дел и дел мирских
Он простотою есть великолепен.

Зачем мне пишете, что Путин не дал вам?
Вы сами в нём не видели примера,
Когда не сдал он Родину врагам,
И делал это по-мужицки смело!

Роман Олегович Шаталов

P.S. Благодарить не надо,попозже я ещё стишат в вашем вкусе добавлю

20 декабря ЧеКистам 100 лет.

От юбиляра-юбилярше.

Как славно жить с тобой в одной стране,
в такой большой родной каменоломне...
Будь счастлива,не думай обо мне
и,если можно,адреса не помни!..

Д.Быков

Хорошая песня из отличного фильма:

и интересная история создания этой песни:
От Крейсера до Торпедоносцев (Игорь Царев) / Стихи.ру

авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства Вы также можете посмотреть более подробную

А вот стихотворение от автора вышеприведённой статьи:

Сталкер

Игорь Царев

Вода не кипит. Не греет очаг.
Сверчок под диваном скрипит по ночам.
На кухне из крана о грязное блюдце
В отчаянье капли размеренно бьются.
На горло, неслышно зайдя от окна,
Холодные пальцы кладет тишина...

Пора! И отброшена сонная одурь.
Пора! И как в омут, не ведая брода,
Срываются искрами мысли с пера
И гаснут, разбившись о ржавую воду.

В бетонных высотах, кирпичных высотах,
Деленных на прочные личные соты,
Живут невидимки – не плотью, а сутью –
Бесстрастные льдинки, пристрастные судьи.
Смирись перед ними, и потные руки
Тебя приласкают, возьмут на поруки.

Но ты, своей болью линуя листы,
Но ты, забывая о собственном благе,
Старатель мечты и растратчик бумаги
На город в гордыне глядишь с высоты.

Раскинулась улиц ночных паутина.
Фонарная плесень, рекламная тина…
Но где-то за гранью витрин и газонов
Бескрайней страной расстилается Зона.
В нее из пожизненных мест заключенья
Вершишь свой побег. Но относит теченье

Туда, где стальными ключами звеня,
Весталки замки поврезали в засовы,
Где Сталкер усталый сидит у огня,
Который на старом холсте нарисован.

Вода не кипит. И не греет очаг…

1983 г.

«С нами никто по существу не хотел разговаривать, нас никто не слушал. Послушайте сейчас», — сказал Владимир Путин.


Он и Они. Пьеса

Сцена изображает некое Собрание восторженных людей. Перед Собранием выступает Он. В почтительном отдалении его вдумчиво слушают Они.


ОН:

— …Теперь пойдет удар по нервам. У нас хватает куражу. Вы нас не слушали. Теперь вам придется слушать. Щас скажу. Вы не питали интереса, вы нас кидали столько раз…

ОНИ:

— Сэр. Для кого вся эта пьеса?

ОН:

— Ну, разумеется, для вас! Они и так проголосуют за вечный бой и рабский труд, а если надо — нарисуют, а если надо — перемрут: они илоты, патриоты, их даже голод не берет, они запуганы до рвоты на поколения вперед. Я им скажу, как в подворотне: покажем миру, мужики! — и сразу, даже и без сотни, пойдут на митинг в Лужники. Я клал на эту биомассу, как полагается царю. Мне с ними говорить не в кассу, я только с вами говорю. Для их потехи — Жирик, Ксюшадь, а я-то с вами, господа, но вы же не хотите слушать! Теперь послушайте.

ОНИ (почтительно):

— О да!

ОН (удовлетворенно):

— Ну вот. Я к вам опять с сюрпризом.

Следим внимательно за мной: он может верхом, может низом и даже может под землей. Он если жахнет, так уж жахнет. Он называется «Сармат». Тут русский дух, тут смертью пахнет — ты чуешь этот аромат?
Мы не провинция, не быдло, не Третий мир, не фунт говна. Ракета здесь. Ее не видно. Она… секретная она. Когда она из шахты выйдет, неся порядок и добро, то ваше ПРО ее не видит, а видит только наше ПРО. Ее не видит око НАТО и подпиндосовский прохвост, но вам она-то, как «Армата», сейчас предстанет в полный рост. Ну что, вы видите ракету? Я сам тащусь, какая жесть. А этим кажется, что нету, хотя на самом деле есть. Вот так. Я кнопку трону чуть лишь — она взовьется, будто стриж…

САТИРИК (в отдалении, хватаясь руками за голову):

— Нет, этого не перешутишь! Нет, это не переостришь!

ОН (снисходительно):

— А вот еще образчик свежий. Она взлетит из-под воды — и нет обоих побережий: Сиэтла, Мэна и ты ды. Она коллайдер ваш адронный легко отправит на покой: в ней вставлен двигатель ядреный, конкретно ядерный такой. Она, из шахты выползая, летит на ваши племена. Смотрите: видно?

(Начинается мультфильм)

СОБРАНИЕ:

— Это зая!

ОН:

— Не зая это, а она. Такая как бы маскировка. Какой разбег! Смотрите — вжик! Вам видно? Он бежит от волка. Вот так она и побежит.

ЖУРНАЛИСТКА СО ЗНАЧКОМ «RT»:

— Да, мультик незамысловатый. Но я скажу вам, вашу мать, что подрывать себя гранатой важней, чем мультики снимать. Наш трудный век недаром прожит, у нас художники в цене: снимать он, может, и не может, но подорвать себя — вполне!

(Слышен взрыв гранаты за сценой)

ОН:

— Пускай трепещет мирозданье. Красно взорваться на миру! Я только для нее названья пока никак не подберу. Ведь я все время на работе, во всякий час куда-то зван… Вы, может, сами подберете?

СОБРАНЬЕ:

— Атас! Песец! Пацан! Рамзан! Медвед! Гиена! Росомаха! Пантера! Мертвый либераст!

ОН (удовлетворенно):

— Она дает уже полмаха, а скоро точно маху даст. Так мы ответим чистоплюям. Для вас Россия — мертвый лев, вы говорите — мы блефуем, а это все не блеф, не блеф! А настоящая ракета, что защищает Третий Рим. Не блеф, мы повторяем это. Неясно — снова повторим. Не блеф! Летает по орбите, километровая в длину! А вы нас слушать не хотите.

ОНИ (почтительно):

— Но мы вас слушаем!

ОН (отмахиваясь):

— Да ну! Вы никогда нас не любили, вы возмутительно горды, а мы когда-то в русском стиле вас защитили от Орды! Мы вам сто раз припомним это, партнерам барственным своим… Но есть еще одна ракета. Мы за ценой не постоим. Мы можем все секреты выдать, чтоб вас поглубже поразить. Ее совсем нельзя увидеть, а можно лишь вообразить. Она сначала вас приманит, а после ап! — пропал и след, как тот рогозинский племянник: он как бы есть, а как бы нет. Он был для подвигов воспитан, бывал под вражеским огнем…

ОНИ (почтительно):

— Ваш метод был на нем испытан?

ОН:

— Ну да, естественно, на нем! Скажите мировой элите: не уцелеет ни один. А вы нас слушать не хотите…

ОНИ (вежливо):

— Но мы вас слушаем!

ОН:

— Да блин! Мы мочим вас на всех этапах до самой ядерной зимы, но чу! Я чую странный запах. Они обкакались?

СОБРАНИЕ:

— И мы! Мы представляем горсткой праха их разожравшийся народ. Они обкакались от страха, а мы совсем наоборот.

ОН (увлекаясь):

— Мы вас разделаем, как Сталин! Мы не хотим иных путей! Перед собою мы поставим конкретно женщин и детей! Конкретно с Трампом и Бараком, как деды много лет назад, конкретно всех, конкретно раком…

ОНИ:

— Но что хотите вы сказать? Вы, так сказать, достигли цели, мы внемлем голосу Москвы: так что вы нам сказать хотели?

ОН:

— Сейчас скажу.

ОНИ:

— Скажите!

ОН:

— Ыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыы!


Д.Быков

Если бы я был президентом, то сегодня, выступая перед своими ребятами, не разводил бы ля-ля, а сказал прямо о главном:
Друзья, коллеги, соратники и подельники друзей и соратников!
Щедро вознаградил нас Господь за духовность нашу и следование заветам Его.
Где не начни сверлить - нефть фонтаном пробьёт, либо газ тугой струёй ударит! А ежели ни нефти, ни газа - значит сверло в алмазы упёрлось!
С такими богатствами возвышаться бы России своим могуществом над всем прочим миром, да обустроиться внутри себя на зависть другим народишкам. Как сыр в масле катались бы.
Но … Внутренние враги не дают и слишком нахлебников много!
С врагами то внутренними, прежде всего с правозащитниками, навыки борьбы нынче потихоньку возвращаются. Сильно борзых за границу определяем, а кто упрямится или языками иностранными не владеет и не может там приспособиться, то обычно наркотиками злоупотребляют.
Стоит обратить на такого правдолюбца внимание обученного работника ФСБ и сразу - либо карманы набиты героином, либо в машине мешок марихуаны находится. Ну, и по привычному маршруту вражину - в места не столь отдалённые.
Им, кстати, в местах не столь отдалённых и думается лучше. Книжки умные начинают писать. Вот один про "гулаги" уж сколько десятков лет назад написал, а до сих пор в других странах зачитываются.
А на счёт ртов лишних, так это бюджетных нахлебников слишком много расплодили, пенсионеров прежде всего! Как тараканы, в какое социальное учреждение или поликлинику не загляни - везде битком.
Даже реформа здравоохранения их не отпугивает. Вроде и круглому дураку должно быть ясно, что реформа нацелена не на облегчение жизненных страданий посетителю поликлиники, а на сокращение поголовья самих страдальцев.
Нет, прут как прежде. Где ж тут денег напасёшься.
В идеале на благодатной российской территории нужно оставить только тех, кто укрепился во власти и в непосредственной близости к ней.
Ну, и тех, кто нефть-газ-алмазы добывают для власти и близких к ней.
Ещё, разумеется, ФСБ-МВД-СК-Росгвардию и Минобороны для охраны тех, кто во власти и близких к ней, от тех, которые нефть-газ-алмазы добывают для тех, которые во власти и близких к ней.
Да, конечно, ещё шоу-бизнес для утех и развлечений тех, которые во власти и близких к ней и тех, которые … Не весь шоу-бизнес, весь очень накладно будет, а только патриотический.
Ну и эту, э л и т у оставить… Хотя нет, э л и т а она же и есть те, которые около власти околачиваются.
Вот тогда, освободясь от врагов внутренних и балласта социального, и воспарит Россиюшка ввысь, и обретёт полагаемое ей величие и благодать!
Так победим!

Н.Т.

Love story


Во глубину российского режима-с заглядываю, словно в полынью, — и вижу, что эпоха наложилась на возраст мой, да и на жизнь мою. Я все его провалы и успехи, ужимки и прыжки, народ и знать давно привык воспринимать как вехи своей судьбы. Где мне другую взять? История — она такая штука, а грубо говоря, такая сука, что с нею мы мучительно слились: отдельной биографии этапы размечены судьбой Большого Папы, и будет так, куда ни поселись. Вот он пришел. Мне тридцать два. Я молод. Я никогда не шастал по Кремлю, мне кажется полезным русский холод, я либералов страстно не люблю, в них видя пошляков и супостатов; мне неприятен их надрывный стиль, и если б я, допустим, был Муратов, меня бы я доныне не простил. Не стану, уподобившись невежам, клеймить его агрессию и ложь: вождь тоже был тогда довольно свежим и, кажется, надеялся (на что ж?!).

Немало утекло воды и водки, и кое-что сместилось в голове, и мы сошлись в одной дырявой лодке, тогда как цвет команды НТВ… Но всем не будешь ставить лыко в строку. Слаб человек, ржавеет и металл. Но все-таки к его второму сроку я никаких иллюзий не питал. Добил меня Беслан. Мне стало сорок. Уже я был и враг, почти шпион, — ?но все еще считал, что это морок, что вскорости развеется и он. Меж тем себя я чувствовал в траншее, а может быть, во рву с клубками змей; потом все стало несколько смешнее, но делало меня при этом злей. Поэта вечно бесит все, что ложно. «Закройте дверь, а то выходит газ!» А может, я почувствовал, что можно, и можно, так сказать, в последний раз.

Что вспоминать про зимние протесты, зачем вцепляться в прошлогодний снег? Такие были милые невесты, а вышли ведьмы. Это участь всех. Мне было сорок пять шестого мая. Подросток не наивен и не мал. Напрашивалась рифма «всех ломая», и это, в общем, правда: всех сломал. Ты думал, все пройдет, — ?а тут утроба, родная почва, вечный чернозем. И тут во мне и впрямь проснулась злоба, — но самое смешное, что и в нем.

Не утоленный Крымом и Донбассом, с натугою справляя торжество, он чувствовал острее с каждым часом, что ничего не вышло у него, — и глядя, как спивалась этим квасом невинная российская родня, я чувствовал острее с каждым часом, что ничего не вышло у меня. К нам подступала смертная зевота. Тут не было ни гордых, ни крутых: добро бы что-то вышло у кого-то! — но выйти не могло. Распад. Тупик. Такое было бурное начало, кипенье чуть не влесовых племен — а вышел пшик, и это означало, что этот мир уже приговорен. Пускай у них бы что-то получилось, оформилось и вылезло на свет, — Россия бы на этом обучилась и одолела гадину… Но нет. Окончена последняя проверка, не слышится ни горнов, ни копыт, — здесь никому не взять отныне верха, и не над кем уже. Проект закрыт.

…Мне пятьдесят. Отчаянье не бурно, и пусть я младше вечного главы — могильная или ночная урна мне ближе избирательной, увы. Не то чтобы его готов принять я — такое безразличье тоже грех, — но мы уже вот-вот сойдем в объятья истории, а ей плевать на всех. Приходит час старения, смиренья, все как-то улетает в гребеня, и не могу равно представить день я, когда его не будет… и меня… Что будет после — бунты, генералы, рашизм, война, анархия ли мать, опять гэбэшник, снова либералы, монархия — теперь уже плевать. Для нас двоих кончается эпоха, 3-дешное, но скучное кино. Друг друга мы использовали плохо.

Но в старости и это все равно.

Д.Быков

И вот опять нас мало Ю.Ким

Не много, ни мало - сам. Пометку сам поставил - «Найти». Довели до сведения. Вот какие люди страной заправляли. И о нас в коммуналках с голоду, с холоду дохнувших не забывали. Мы пахали. Война закончилась. Страну поднять надо. КТО если не мы. Дети. Все на благо страны. И жизнь, и молодость, и личные отношения все положили – но подняли. В 1960-х 70-х какая перспектива была… Ай-яй-яй. Бойся запад. Но это все понятно. Назад вернемся, к Иосифу Виссарионовичу. К письмам. Гражданская позиция. «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» - расхожая фраза. Сейчас граждан чтить перестали. Письма не читают. А раньше напиши старшему товарищу. Даже если и самому старшему. Дойдет, прочитает, ответит. Если не сам прочитает, то доверенные лица – понимающие, что надо. А сейчас доверенные лица? По стране с концертами катаются? Общие слова говорят. На свой, не его авторитет агитируют. Вот как сейчас! Измельчал правящий класс, измельчал, никто не старается. О народе не думают. Как сказано, письма не читают. Так одни отписки.

Напишешь сегодня туда большому начальнику. Посетуешь о жизни тяжелой, о крыше текущей или не дай бог о том , что госслужащие плохо работу делают, а в ответ как послали на… «Ваше письмо перенаправлено…Ждите ответа… спасибо Вам за активную гражданскую позицию» Я с голоду дохну, у меня крыша течет, на кухне все отсырело и обосрано – какая гражданская позиция. Я выжить хочу!. Пенсии на зубы не хватает. Зарплаты на детсад. Жене на нормальный зефир, а не из «пятерочки»». А Вы там по департаментам пере направляете. Не вникают ни во что. У каждого своя жена и хата, и посрать что деньги государевы. А вдруг тут письмо! А в нем что-то личное? Упаси боже если что-то личное. Вообще обосрутся.. Так отпишутся, что из государства выйти хочется. «Ни к нам, ни к ним, а вообще креститесь..». У нас уже один креститель из Болгарии вернулся. Закрестил народ. Хватит. Не хочу крестится. Хочу, чтоб крыша не текла на сковородку. Но такие чудеса не сбываются. А по телевизору, такие интервью дают – заслушайся. Я рад, что гражданин этой страны, с таким президентом… Но ладно, вернемся к письму.

Написала Иосифу Виссарионовичу в 1946 г., что папа пропал. С фронта вернулся, пол года жил с нами, а там как ветром сдуло. Это сейчас я понимаю. Журналист. С «лейкой» и блокнотам, клуб «Симонов» и товарищи, творчество... Влюблённости. А тогда ребенок – дайте моего папу. Написала о свое беде Иосифу Виссарионовичу, хорошо какая-то тетка подсказала – юрист. И что вы думаете? Месяц не прошел. «Воронок» к нашему дому подъехал. Я выскочила: «Папа, папа, здравствуй дорогой!» Мы то, уже с бабушкой в Москву из эвакуации вернулись. Дом свой, пусть и комната. Пусть квартиру нашу не отдали, но комната-то в этом доме, пусть и на другом этаже. «папа, папа». Папа вошел в комнату, не весел. Запомнилось, что когда чемодан открыл, пусто было, только бутылка каталась. А офицер, бабушке докладывал: Вы запрашивали. Разрешите доставить. С Дальнего Востока привезли майора . А папа, что-то нервничал. Не обнимал, не радовался встречи со мной. Суетился мужичек. Неделя и с тех пор я его не видела. Может надо было еще одно письмо написать. Это спустя много лет. В перестройку. довелось личное дело отца увидеть. Было пришито то письмо. Синий карандаш – «Найти. Доставить». А если бы второе написала – другая резолюция бы была.

Ядерное

Прошла пора уловок и загадок.
Открытым текстом жахну, как «калаш»,
что наш пароль теперь — Миропорядок.
Порядок наш. Мир тоже будет наш.
Наглядная история в России.
У нас, чтоб вразумлять своих сынов,
в эпохи переломные любые
есть символист Владимир Соловьев.
Он возвестил, сиятелен и гладок,
что на шесть лет (или двенадцать лет?)
у нас теперь такой миропорядок,
что мира нет, да и порядка нет.

— Миропорядок! — отдается в безднах.
Миропорядок! Ядерная сталь
Есть в этом слове марш когорт железных,
рассвет богов и чресла Рифеншталь.
Довольно слов, уступки утомили.
Подвиньтесь, мистер. Вздрогните, мусьё.
У нас теперь такой порядок в мире,
что мир — ничто, зато порядок — всё.
Миропорядок! — попущеньем Божьим.
Миропорядок! Он необходим
. Кто к нам со злом — того мы уничтожим,
кто к нам с добром — тем более съедим.
Мы вечно били вас и вас спасали,
наш мачо — супермен-универсал,
никто не сметь о нас как о вассале,
мы сами суверен, а вы вассал.
Ваш прежний мир мы сбросили, как морок.
Наш лидер полон гордости, как шейх.
И этот стиль — на двадцать лет, на сорок
иль вообще на тысячу, как… (пропуск в рукописи)

Но я — поэт. Я не хочу нападок
— что вот, мол, я в тылу, а все — в бою…
Хочу, чтобы проник миропорядок
и в лирику любовную мою.
Во временах сомнительных и слабых,
унижены, виновны без вины, —
мы говорили о невзрачных бабах:
«Она страшнее ядерной войны».
Теперь, во времена ресентимента,
подобные сравнения странны.
Пришел черед иного комплимента
— «Она прекрасней ядерной войны!».



Стройна ты,

как крылатая ракета.

Смертельно, как «Кинжал», твое бедро.

Ты скидываешь,

радостно раздета,

одежду,

бесполезную, как ПРО.

Вот так!

Татарам помнится Непрядва,

французам,

как всегда, Березина,

и ты гола,

как путинская правда,

и так же не прикрыта,

как она.

Мы воины.

Мы битве вечно рады.

Работать стыдно.

Битва — наш девиз.

Проси пощады, тварь!

Проси пощады!

Теперь ложись.

Нет, лучше становись.

Мы по натуре

те же камикадзе,

любители рискованных утех,

и я тебя,

как Слуцкий — Котрикадзе,

как Джонсона — Лавров,

как Путин — всех!

Довольно идиллических картинок!

Ты будешь выть ночами напролет.

Любовь — она смертельный поединок,

как молвил Тютчев, тоже патриот.

Любовь — она не вздохи на диване.

У нас сейчас, коль все идут на ны, —

лечение,

оргазм,

образованье

пойдут в режиме ядерной войны.

Любовь у русских — схватка без идиллий.

Вставай вот так — и я чичас, чичас,

чичас войду в тебя, как мы входили

в Париж, Берлин, Кабул, Новочеркасск!

С зубовным хрустом, с песней про комбата,

с рычаньем «Из «Сармата» — по врагу!»

Прости. Я мог без этого когда-то,

но нынче даже с этим не могу.

Таков теперь удел страны-изгоя,

что вырастила ядерную рать:

лишь повторить могу, а что другое

— уже не очень. Только повторять.

Д.Быков

Призывник

Меж апрелем и маем,
Не сейчас, а давно,
На одной из окраин —
Например, в Строгино,
До которой добраться
На подземке нельзя,
Проводить новобранца
Подгребают друзья.
В этих спальных районах,
В их пайковых пирах,
В этих липах и кленах,
"Жигулях" во дворах,
В простынях полосатых
На балконах, весной, —
Веял в семидесятых
Свежий дух городской.
И поныне мне сладок —
Или горек скорей? —
Воздух детских площадок,
Гаражей, пустырей,
Имена остановок —
"Школа", "Ясли", "Детсад" —
И аккордов дворовых
Полуночный надсад.
…Вот и родичи в сборе,
И с запасом вина,
Пошумев в коридоре,
Подтянулась шпана;
И дедок-краснофлотец —
Две беззубых десны —
Шепчет малому: "Хлопец,
Две зимы, две весны"…
И приятель с гитарой
Затянул, загрустив,
На какой-нибудь старый,
Неизменный мотив,
Вон и тетка запела,
Хоть почти не пила, —
То ли "Дон" а капелла,
То ли "Колокола"…
Но под пение друга
Призывник удивлен,
Что от этого круга
Он уже отделен
Что в привычном застолье,
Меж дворовых парней,
Он как место пустое
Или призрак, верней.
И под тост краснофлотца
Он внезапно поймет:
Даже если вернется —
Он вернется не тот.
Все прощанья — навеки.
Как же это, постой?
Но внесут чебуреки,
Разольют по шестой…
Он смеется, оттаяв
Под развинченный гвалт
Молодых негодяев
И накрашенных халд,
Тут и музыку врубят —
Стон на всем этаже;
Только что они любят,
Я не помню уже.
Вот отпили, отпели,
И под взглядом семьи —
Завтра, в самом-то деле,
Подниматься к семи, —
Почитая за благо
Стариков не сердить,
Молодая ватага
Поднялась уходить.
Но покуда объедки
Убирает родня,
С ним на лестничной клетке
Остается одна,
И отец, примечая
(Благо глаз — ватерпас):
- Для такого случАя
Пусть ночует у нас.
…Вот она одеяло
Подтянула к груди.
Он кивает ей вяло —
"Покурю, погоди" —
И стоит на балконе
Пять последних минут.
Перед ним на ладони —
Жизнь, прошедшая тут.
Чуть вдали — кольцевая,
Что и ночью, до двух,
Голосит, надрывая
Непривычному слух.
Небосвод беспределен,
Неохватен, жесток.
Запад светел и зелен,
Слеп и темен восток.
Что он знал, новобранец,
Заскуливший в ночи,
Может, завтра афганец,
Послезавтра — молчи…
Хорошо, коль обрубок
С черной прорезью рта
В паутине из трубок
И в коросте бинта.
Что он знал, новобранец?
Пять окрестных дворов,
Долгий медленный танец
Под катушечный рев,
Обжимоны в парадных
Да запретный подвал,
Где от чувств непонятных
Он ей юбку порвал.
Город в зыбкой дремоте,
Разбрелись кореша.
В башне каменной плоти
Проступает душа.
Пробегает по коже
Неуемная дрожь.
На создание Божье
Он впервые похож.
Грудь ему распирая,
Прибывает поток
Знаков детского рая:
То чердак, то каток,
Запах смоченной пыли,
Терпкий ток по стволам…
Но его не учили
Даже этим словам.
Кто поет — тот счастливей.
Мы же обречены
Лишь мычать на разрыве
Счастья, страха, вины…
Он мычит в новостройке,
На восьмом этаже.
Плачет девочка в койке:
Знать, допился уже.
Но на собственной тризне,
Где его помянут,
Что он вспомнит о жизни,
Кроме этих минут?
Только жадных прощаний
Предрассветную дрожь
И любых обещаний
Беззаветную ложь.
…Я стою на балконе,
Меж бетонных стропил.
На сиреневом фоне
Круг луны проступил,
Словно краб с бескозырки
Или туз козырной.
Вот он, голос призывный,
Возраст мой призывной.
Потекла позолота
По окалине крыш.
То ли кончено что-то,
То ли начато лишь.
На неявном, незримом,
На своем рубеже
"Примы" лакомлюсь дымом
На восьмом этаже.
Я любил тебя, помни,
Двор, от тени рябой,
Да и в сущности, что мне
Было делать с тобой?
Клумбы, мелкая живность,
Треск косилки, трава…
Жизнь потом приложилась,
Это было — сперва.
Блекнет конус фонарный,
И шумит за версту
Только поезд товарный
На железном мосту —
Проползает, нахрапист,
И скрывается там
Под двустопный анапест:
Тататам, тататам…
Пастернак, pater noster,
Этим метром певал,
И Васильевский остров
Им прославлен бывал
В утешение девам,
И убитый в бою
Подо Ржевом, на левом…
Вот и я подпою.
Но и тысячу песен
Заучивши из книг,
Так же я бессловесен,
Как любой призывник.
Все невнятные строки —
Как безвыходный вой
Пацана в новостройке
На краю кольцевой.
Мы допили, допели
И отныне вольны
Лишь мычать на пределе
Счастья, страха, вины —
Так блаженно-тоскливо,
Как поют поезда —
Накануне призыва
Неизвестно куда.
2003

Д.Быков

Пивовар ты бы не мог своими словами в двух словах эту простынь рассказать?

3 апреля 2018 в 05:16 Ясон пишет:
Я> Пивовар ты бы не мог своими словами в двух словах
Я> эту простынь рассказать?

Стихи не пишутся - случаются,
как чувства или же закат.
Душа - слепая соучастница.
Не написал - случилось так.
А. А. Вознесенский

3 апреля 2018 в 05:16 Ясон пишет:
Я> Пивовар ты бы не мог своими словами в двух словах
Я> эту простынь рассказать?

Ну там короче кто то кому то юбку порвал, а потом передумал

ВЕСНА

Когда тебе 53, и в метро ты вдруг встречаешься взглядом с нестерпимо хорошенькой дамой лет 25-ти, в душе и организме образуются
две взаимоисключающие волны: удочерить на месте и что-нибудь подкатить. Вставая сегодня утром с кровати, ты сделал не два движения,
а двенадцать, пять из которых принесли боль, а одно испортило воздух. Поэтому, как воспитанный реалист ты мгновенно переключаешь свет
своих очей с дальнего, который видит сквозь свитер, на ближний, пригодный для ориентирования среди бесполых и престарелых.
И с достоинством отводишь в сторону очки с колотящимися о линзы глазами. Но успеваешь заметить. Что пронзительная красота тоже тебя
увидела. И поправила прическу, легкую пепельную бурю над огненными губами такой формы, что Анджелина забросала бы весь угол
окурками. Из богатого книжного и кое-какого своего опыта ты знаешь, что этот жест - невольная реакция женщины на привлекательного самца.
И на мгновение мертворождается надежда. Что ты и она чисто теоретически могли бы механически так возвратно-поступательно дополнить
друг друга, что постучали бы не только снизу, но и через этаж. Краткое видение вызывает обильное потоотделение. Это защитная реакция
лысины, чтобы кепочка прилипла, не слетела, и она не поняла, что ты - прекрасно помнящий Брежнева пожилоид. Есть ракурс, под которым
ты выглядишь моложе, все дело в этом. Есть время года, когда бес пытается выломать ребра клетки. Весна. Когда веснуется все живое, а
все еле живое начинает хлопать себя по складкам в поисках пестиков и тычинок.

Е.Ш.

Сами вы пожилоиды. Я в свои 53 еще ого-го, пока в зеркало не посмотрю. Поэтому считаю, что зеркало - это зло. И нужно запретить зеркала. А в душе я молод и горяч. А утром я встаю на раз-два. И нигде ничего не хрустит. И ничего, что я не достаю пальцами рук до пола при наклоне, хотя раньше садился на шпагат. Это просто мне лень, а то бы я... Вот с завтрашнего утра как начну делать зарядку... Нет, лучше со следующего понедельника. Точно, со следующего понедельника. Хотя, к чему торопиться, ко всему нужен серьезный подход, поэтому с Нового года. Вот тогда... Хотя, на хера мне вообще это нужно? Я и так еще бодренько поднимаюсь первые полтора этажа. Да я... Да мне... Да у меня... Зато, мои года - моё богатство.

Ну и что, что залысины? Да я вообще могу на лысо побриться и тогда буду выглядеть, как Вин Дизель. Ну и что, что у вас шесть кубиков на прессе. Их у вас хоть и шесть, но они все маленькие. А меня большой кубик на животе. Один, но большой и крепкий.

А Брежнева я тоже помню, что говорит, что память у меня хорошая. И ко всему прочему, у меня есть подшивка журналов "Юный натуралист" 70-х годов, а у вас нет. И когда-нибудь, я какой-нибудь красивой, длинноногой девушке, лет 25-ти, расскажу, что у меня есть журналы "Юный натуралист" 70-х годов и она захочет их почитать. И мы поедем ко мне. И мы будет днями и ночами напролет вместе перечитывать старые журналы. А вам, молодым, даже нечем девушку заинтересовать, чтобы она поехала к вам. Завидуйте молча, салаги.

А еще у меня есть видеокассеты с фильмами "8 с половиной недель" и "Грязные танцы". Нет, вот вы скажите - какая красавица устоит, узнав, что у вас есть фильмы в формате VHS? Какая красавица не захочет услышать этот чарующий, возбуждающий голос переводчика, у которого нос зажат бельевой прищепкой?

А летом, я посажу её в свою вишневую девятку и мы умчимся на лазурное побережье Азовского моря. И хер какая девушка устоит от такого предложения.

А вы говорите - ты пожилоид, ты Брежнева видел. Да видел. Да помню. А что вы помните? Да вам даже нечего вспомнить и нечего девушке рассказать, сидя на закате, на берегу самого мелкого моря в мире.

3 апреля 2018 в 05:16 Ясон пишет:
Я> Пивовар ты бы не мог своими словами в двух словах
Я> эту простынь рассказать?

-Да,я конечно же не учёл ваш возраст и утерянную вами
в силу тех же возрастных изменений способность понимать
достаточно объёмные тексты(тем более поэтические)...
Ну,вот вам стишок покороче,надеюсь,одолеете:

Аполитичная песня

Вам не стыдно, коммунисты?
Что за клоунада?
Ведь и танки были быстpы,
И бpоня — что надо!

Шли аpмадой по доpоге,
Тpаками пылили —
И кого-то там в итоге
Насмеpть задавили.

Что сказать? Пpидуpковаты.
Да и бестолковы.
То ли дело демокpаты —
Ну хоть из Молдовы!

Hе беда, что не каpтавы!
Во умеют делать!
Как шаpахнут по кваpталу
С «МиГа-29»!

И — чего-то не хватает
(Вpоде бы кваpтала).
Только туфелька поpхает
С выпускного бала.

Ой ты, звонкое монисто,
Пушки заpяжены...
Сопляки вы, коммунисты.
Мальчики. Пижоны.

Евгений Лукин

России главная черта — предел, законченность, граница; Россия с пеною у рта к определенности стремится. Уж если в чем не повезло, то так приплющило, что спятишь; уж если зло, то суперзло, а коль порядочность — то святость. Тут если выбрана стезя, то уж до гроба выбор сделан; быть промежуточным нельзя — «Будь или ангел, или демон». Писал, я помню, Томас Манн, что выбор — бред, фантом, illusion; в обычной жизни, может, дан, а при фашизме резко сужен. Коль есть беспримесная дрянь, дрянь беспросветная, заметим, — то сразу ты заплатишь дань простым границам, тем иль этим. Фашизм поблажек не дает, туманность выбора развеяв: ты за ликующий народ — иль за гонимых иудеев? И Черчилль, заплатив сполна, сказал: иллюзий я не строю, коль против этих — Сатана, то я в союзе с Сатаною. При этом выборе простом вопрос о святости отставлен. Доспорим как-нибудь потом, а нынче наш союзник — Сталин.

Насчет моральной пользы зла — еще подумаем об этом: когда оценивать нельзя, тогда и мысли под запретом. С тех пор, когда, на нас напав, фашизм искал себе пространства, — так Сталин оказался прав, и до сих пор еще остался.

Где все черно или бело, там нет ни рыжих, ни шатенок; где есть беспримесное зло — там ни оттенков, ни оценок.
Таков сегодняшний излом, — предлог грядущей ностальгии, — что мы бываем этим злом наглядней, ярче, чем другие. Мы гоним чистый беспредел, крутое, искреннее порно, — но я решать бы не хотел, насколько это благотворно. Сплошная тьма, черна, крепка, — а не штриховка или пятна (я захожу издалека, но ведь иначе непонятно).

Вот, скажем, Пражская весна, и все мечты покуда живы, и перспектива неясна, и как бы есть альтернативы. Но тут мы всунули клешни, вмешался Леня-душегубчик, и танки русские вошли, и воин света сразу Дубчек. Уже про Пражскую весну, про риски, шансы и обманки я ничего не объясню — все обсуждают только танки. Вот, скажем, киевский майдан: они подавно несвятые, но им такой противник дан в лице сегодняшней России, такой разительный пример, что, приглядевшись хорошенько и посравнивши с ДНР, полюбишь даже Порошенко. Чего, казалось бы, лютей идеи нашенского дяди — «Поставим женщин и детей, а сами храбро встанем сзади!». Любая грязная братва свята при виде крокодила; теперь хвала тебе, Москва, — ты Киев сразу обелила.

Теперь он праведен, и чист, хоть там и склизко, и нечисто; за этот ход неонацист еще похвалит крымнашиста.
И вот российский новодел, хоть он и сделан на коленке, перешагнул за тот предел, за коим кончились оттенки. Он осчастливил гопоту и наплодил немало дряни, однако пересек черту на деле Павликовой Ани, которой восемнадцать лет (помладше прочих фигурантов) и у которой точно нет террористических талантов. Она сама бы по себе не нарушала строгих правил, но чувачок из ФСБ собрал подростков и подставил, не знаю, собственно, на кой. Их нравов не могу постичь я. Не слышал разве что глухой про дело «Нового величья». Умеют многие из нас терпеть упорно, образцово — и Крым стерпели, и Донбасс, спокойно терпят и Сенцова, но он мужчина, он мужик, — хоть не солдат и не захватчик, — он и под пыткой не дрожит, в суде уж точно не заплачет. А эта девочка в суде, где ясно все по первой фразе, рыдает: «Мама, мама где?» — причем еще по телесвязи, — и тот из пафосных шутов, гораздых языком метелить, кто это вынести готов, тот окончательная нелюдь.



Я сам на многое глядел — мол, не беда, придет расплата, — но здесь, по-моему, предел. Здесь просто точка невозврата, за коей, Господи прости, все рухнет вниз неудержимо. Нельзя полемику вести о легитимности режима. Нет оправданий и защит у современников злосчастных. Всяк соучастник, кто молчит. Кто шепчет, тоже соучастник. Есть вещи, общие для всех: забудем внутренние войны. Порою ненависть — не грех, Войнович говорил покойный. А впрочем, желчному уму внушила прошлая эпоха: мы вяло любим потому, что ненавидим тоже плохо. Пускай Россия заживет определенно, строго, чисто: «Наука ненависти» — вот чему нам надо научиться. Войну мы помним четко так не для того, чтоб бить по нервам, — у нас сегодня тот же враг, что был у дедов в сорок первом. Определенность и война, при том, что дело наше право, — вот в чем действительно сильна моя бессмертная держава. Довольно, хватит голосить, о снисхождении просить, кричать, что в правде наша сила, — есть то, что можно выносить, но кое-что невыносимо. Есть белый цвет и черный цвет — о прочем правнуки рассудят. Оттенков нет. Акцентов нет. Пощады нет.

И им не будет.

Д.Быков

Что-то рано, курс лечения дольше. Но я рад. Ну если только ночью у сонного санитара айфон не стибрил. Посмотрим, а то может отхватил люлей и хнычет в карцере.

George, поздравляю.

1 августа 2018 в 10:01 АВ пишет:
А> George, поздравляю.

Принимаю поздравления, знаю, что от чистого сердца. Это просто праздник какой-то!

Кому ещё, как не мне, понять полноту счастья и радость полноценного общения?

1 августа 2018 в 15:48 АВ пишет:
А> Кому ещё, как не мне, понять полноту счастья и
А> радость полноценного общения?

Говорите прям загадками 🤔

1 августа 2018 в 16:43 Бетка пишет:
Б> Говорите прям загадками.

Это личное, это нужно пережить, только прошедшие через это могут понять друг друга без слов, по крайней мере с полунамёка, это стало частью жизни и вырвать эти тяжёлые воспоминания невозможно.

Браво!!!

1 августа 2018 в 18:05 АВ пишет:
А> Браво!!!

1 августа 2018 в 17:59 George пишет:
G> 1 августа 2018 в 16:43 Бетка пишет:
G> Б> Говорите прям загадками.
G> Это личное, это нужно пережить, только прошедшие
G> через это могут понять друг друга без слов, по
G> крайней мере с полунамёка, это стало частью жизни
G> и вырвать эти тяжёлые воспоминания невозможно.

Ну да, теперь конечно все стало на свои места. Спасибо, George!

Весь форум вздохнул с облегчением. А особенно - комдив!

1 августа 2018 в 09:56 George пишет:
G> Что-то рано, курс лечения дольше. Но я рад. Ну
G> если только ночью у сонного санитара айфон не
G> стибрил. Посмотрим, а то может отхватил люлей и
G> хнычет в карцере.

Ради справедливости должен без иронии отметить благотворное влияние, порог самокритичности у пивовара стал гораздо выше, это искренне радует, значит всё небезнадежно и мы не потеряли товарища окончательно.

ГОСУДАРЬ
Если ты хочешь править долго и счастливо, ухаживая за растущим кладбищем твоих врагов, ты должен озаботиться тем, чтобы подданные твои были подданные прямо с утра. Пьяный человек безвреден для тебя, он занят собственным телом, гравитацией, навигацией, ему в голову может прийти столб, но не мысль о твоем свержении. Пьяные люди могут что-нибудь разгромить, кого-нибудь затоптать, но над ними стоят алкогольные испарения, а не дух свободы, который может отравить трезвых. Цени пьяниц. Они плохо работают на твою казну, но еще хуже – на так называемый “прогресс”, единственный враг твой, закопать которого ты не можешь.

Люби немолодых некрасивых неумных женщин. Ты единственный их мужчина. И усатый певец с ухоженной бородкой, сгоняющий их в стада под дудку своей гитары – пророк твой. Эти женщины – золото. Ему они приносят свои рубли, тебе приносят бюллетени и завязанную на затылке в пучок любовь. Господь лишил их всех даров, кроме речи и способности опускать в щель бумагу. Цени их. Но следи за курсом внимательно. Когда сбрасываешь их оптом, помни, что старуха без пенсии тоже может вывалить грудь наружу и выйти с флагом на баррикаду. Не все переживут это зрелище, не допусти его, провод телевизора в твоей руке – это поводок собаки, которая держит стадо. Пока она лает в каждом дворе, твой караван может идти спокойно.

Величие. Человек с лицом слесаря и умом сантехника хочет превосходства над нобелевским лауреатом, равенство его не устроит, он желает хотя бы знать, что его личная смертельная доза водки на каплю больше. Гордость. Она своя у каждого, но у стада всегда есть общий идеал гордости – стая. Развешивай флаги, ленты, шары. Пусть клоуны штурмуют фанерные развалины, пусть вертится карусель из танков и самоходок, а живые с мертвыми лицами в руках реализуют память на вынос. Карнавал утихнет на улицах, но ты поддерживай его в душах, добавляй свежей памяти о неизвестных солдатах, погибших на невидимых войнах, не пересоли, можно испортить блюдо, если горечь перебьет гордость. Готовность нынешних людей умирать – меньше, чем готовность чествовать павших. Так пусть они умирают на диванах, стреляя из указательных пальцев в человека за океаном. Главный же секрет стратегии в том, что их враги не должны совпадать с твоими. Которые близко, вокруг тебя, под тобой, каждая ножка твоего трона готова отдавить тебе ногу, если вдруг почувствует ее дрожь. Поэтому сила. Ее понимают все. Тебя принимают все, от местных заводчан до европейских выборных герцогов, красная дорожка перед тобой длиннее твоего взгляда, если все видят, что ты готов пережить всех не только сидя во дворце, но и сидя в бункере под ядерными грибами.

Храни себя, государь, и хорони тех, кому ты не государь. Это главное твое правило. Главное же твое искусство – остаться главным, даже когда вся страна уже уйдет на покой.

Прикколо Шестиавелли, Санта Маргерита Лигуре, августа 6-го дня 2018-го года

Много лет назад, государь, когда ты лихо командовал в Дрездене Домом дружбы СССР-ГДР, я тоже был примерно такой же воин. До дембеля оставались дни, я изнывал, а Родина вдруг решила надо мной приколоться. Вспомнила, что зрение у меня минус 3,5, а в сумерках еще хуже, и вручила мне автомат АК-74Н со здоровенным ночным прицелом НСПУ. Это квинтэссенция нонсенса, государь, примерно то же, что перед выставкой накрасить собаке губы. Похихикав, Родина пошла дальше и вручила мне еще одну необходимую вещь – мотоцикл МВ-650 с люлькой. Который я водить не умел, поэтому двигателя на нем не было.

Здравствуйте, супостаты, я сержант Женя, сумеречный снайпер на тяжелом военном самокате с люлькой, прошу бояться. И когда напоследок мне зачем-то выдали широченные галифищи выпуска 1943-го года, я уже знал, что делать. Вшил в них проволоку, получилось что-то вроде парусника в очках. Долго искал, нашел, отбелил в хлорке пилотку неимоверных размеров, приколол звезду сбоку, вышла охрененная треуголка, продолжаем, расступитесь, дорогу безумию – у знакомого офицера (Долгорукий Юрий Федотович, старлей) взял ненужные туфли и покрасил их красной масляной краской. Ядерный маршал клоунского спецназа 213-й мотострелецкой дивизии Трижды Занюханного Приволжского военного округа, я вышел в отставку с блеском при всем параде.

И когда спустя много лет я смотрю, как ты, государь, вынимаешь из цилиндра и показываешь миру одно удивительное оружие за другим – ой, я уже когда-то в зеркале это видел. Ты берешь МиГ-31, который поднялся в небо в 1975-м году, вешаешь под него “Искандер”, разработка которого началась в 1987-м, и говоришь, что это новенький российский “Кинжал”, хотя это старенькая советская “Ока-У”, которой накрасили губы и аккуратно побрили ноги. Ты вынимаешь “Армату”, несчастную младшую сестру умершего во младенчестве Т-95, ведешь ее под руку, спотыкающуюся, на параде, и после парада откладываешь в долгий красный ящик с кистями и бахромой. Вместо нее у тебя будут все те же Т-72 с разноцветными заплатами легких ненапряжных модернизаций, старое, доброе, надежное оружие на тот случай, если НАТО вдруг пойдет на нас биатлоном. Если войной – то нет.

Американцы не устраивают парадов, они, тихонько сопя, переделывают свои “Абрамсы” в версию M1A2 SEP v.3 с новой броней и израильской активной защитой. Которые справятся и с “Арматой”, если она вдруг доковыляет до внятной серии. Икать от страха никто не начал, как бы этого ни хотела угловатая соплеусая молодежь на военно-онанистических форумах и тусовках. Сценаристов, государь, у тебя намного больше, чем инженеров с конструкторами. Твой волшебный цилиндр бездонный, из него прыгают на сцену хищные подводные беспилотники и странствующие ядерные ракеты, лазерные “пересветы” и урановые “челубеи”, это все торжественно и красиво, все мы любим Союзмультфильм, но, государь… Недавно твоя армия наконец-то получила долгожданные новые автоматы АК-12. Села и зарыдала. 2500 штук. На миллион юзеров. И ничего нового, кроме вывешенного ствола и режима стрельбы с отсечкой, все тот же старый добрый чертов “калаш”, недорогое, простое и удобное оружие для тех, кого бабы с легкостью нарожают, ежели что.

Твои мечи, государь, давно уже не куют. Их перековывают из древних ржавых мечей седобородые советские старцы. Поэтому чем реже ты потрясаешь ими, тем меньше вероятность, что они рассыпятся у тебя в руках. Твои передовые технологии писаны на воде тенями от вил. Йотафон. Ё-мобиль. Йотанк. Ёстребитель пятого поколения, от совместной разработки которого не так давно отказалась Индия. У злобной гадящей англичанки есть в строю самолеты пятого поколения. У крошечного Израиля. У нелепой Австралии. У смешной Норвегии. А у великой России есть лишь прототипы и предсерийные образцы. И нет станков, чтобы делать на них современное оружие, и нет заводов, чтобы делать эти станки, и закупает эти станки великая Россия ажно в КНДР. Приплыли. На галере. Которой ты командуешь, государь, надо отдать тебе должное, уверенно и спокойно. Совершенно не смущаясь отсутствием весел и присутствием всех якорей на дне.

Нажравшись выкриков победных...

Булат Окуджава

Собрался к маме - умерла,
К отцу хотел - а он расстрелян,
И тенью черного орла
Горийского весь мир застелен.

И, измаравшись в той тени,
Нажравшись выкриков победных,
Вот что хочу спросить у бедных
Пока еще бедны они:

Собрался к маме - умерла,
К отцу подался - застрелили...
Так что ж спросить-то позабыли,
Верша великие дела:
Отец и мать нужны мне были?..
...В чем философия была?

1983

вот я и говорю, что Булат часто мимо горшка сеRет, а кто-то с этим не согласен.

<<Отец и мать нужны мне были?..
...В чем философия была?>>

А философия в том, что папа и мама у всех были: и у Гитлера, и у Чикатило, и у стрельцов, против царя бунтовавших, и у Петра, головы стрельцам рубившего. И у панвицких казаков, и у советских командиров, поднимавших бойцов на смерть и на победу. Скольких детей осиротили немецко-фашистские солдаты, и скольких фрау и фрейлейн лишил сыновей и женихов советский солдат…
Чем будем считать, и мерить кровь и жертвы мировой истории – счетами, стаканами, вёдрами или морями?

=====
Я за мир во всём мире!

Но если в день, но если в ночь
Меня из дома выгнать прочь,
В рабыни взять жену и дочь,

Придёт какой-то басурман
Мордатый и здоровый,
Я покажу ему стакан
Его же крови.

9.05.19

9 мая 2019 в 06:00 бонч - бруевич пишет:
бб> вот я и говорю, что Булат часто мимо горшка
бб> сеRет, а кто-то с этим не согласен.

Вот и куплетист-частушечник со своим горшком прискакал...Он с ним никогда не расстаётся-каждое появление его сопровождается специфическим запахом...Для этого балалаечника и Высоцкий-Вовка,который тоже мимо горшка,и Галич-Санька,который тоже мимо...Один бонч всегда в горшок...А чё там-он с настоящими поэтами всегда запанибрата-он же на стихире публикуется!Куда там им...!Правда, обсиRается в большинстве случаев,но исключительно в горшок.Горшок-это всё,что у него есть.У других-талант,способности,а у него-горшок с собственными испражнениями,заменяющими ему всё и всех...
P.S. Длинноватый спич получился...Слишком много чести.
P.S.А Булату Шалвовичу-память и уважение,и поздравление с днём рождения.

9 мая 2019 в 06:34 бонч - бруевич пишет:

бб> Я за мир во всём мире!
бб> Но если в день, но если в ночь
бб> Меня из дома выгнать прочь,
бб> В рабыни взять жену и дочь,
бб> Придёт какой-то басурман
бб> Мордатый и здоровый,
бб> Я покажу ему стакан
бб> Его же крови.
бб> 9.05.19

-Беда с этими рифмоплётами!Даже с элементарными причинно-следственными связями бонч не в силах справиться:откуда взяться стакану крови басурмана если басурман ещё не пришёл?!

Летела жизнь


Я сам с Ростова, а вообще подкидыш -
Я мог бы быть с каких угодно мест, -
И если ты, мой Бог, меня не выдашь,
Тогда моя Свинья меня не съест.

Живу - везде, сейчас, к примеру, - в Туле.
Живу - и не считаю ни потерь, ни барышей.
Из детства помню детский дом в ауле
В республике чечено-ингушей.

Они нам детских душ не загубили,
Делили с нами пищу и судьбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетала с выхлопом в трубу.

Я сам не знал, в кого я воспитаюсь,
Любил друзей, гостей и анашу.
Теперь чуть что, чего - за нож хватаюсь, -
Которого, по счастью, не ношу.

Как сбитый куст я по ветру волокся,
Питался при дороге, помня зло, но и добро.
Я хорошо усвоил чувство локтя, -
Который мне совали под ребро.

Бывал я там, где и другие были, -
Все те, с кем резал пополам судьбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетела с выхлопом в трубу.

Нас закаляли в климате морозном,
Нет никому ни в чем отказа там.
Так что чечены, жившие при Грозном,
Намылились с Кавказа в Казахстан.

А там - Сибирь - лафа для брадобреев:
Скопление народов и нестриженных бичей, -
Где место есть для зеков, для евреев
И недоистребленных басмачей.

В Анадыре что надо мы намыли,
Нам там ломы ломали на горбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетала с выхлопом в трубу.

Мы пили все, включая политуру, -
И лак, и клей, стараясь не взболтнуть.
Мы спиртом обманули пулю-дуру -
Так, что ли, умных нам не обмануть?!

Пью водку под орехи для потехи,
Коньяк под плов с узбеками, по-ихнему - пилав, -
В Норильске, например, в горячем цехе
Мы пробовали пить стальной расплав.

Мы дыры в деснах золотом забили,
Состарюсь - выну - денег наскребу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетала с выхлопом в трубу.

Какие песни пели мы в ауле!
Как прыгали по скалам нагишом!
Пока меня с пути не завернули,
Писался я чечено-ингушом.

Одним досталась рана ножевая,
Другим - дела другие, ну а третьим - третья треть...
Сибирь, Сибирь - держава бичевая, -
Где есть где жить и есть где помереть.

Я был кудряв, но кудри истребили -
Семь пядей из-за лысины во лбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетела с выхлопом в трубу.

Воспоминанья только потревожь я -
Всегда одно: "На помощь! Караул!.."
Вот бьют чеченов немцы из Поволжья,
А место битвы - город Барнаул.

Когда дошло почти до самосуда,
Я встал горой за горцев, чье-то горло теребя, -
Те и другие были не отсюда,
Но воевали, словно у себя.

А те, кто нас на подвиги подбили,
Давно лежат и корчатся в гробу, -
Их всех свезли туда в автомобиле,
А самый главный - вылетел в трубу.

В.Высоцкий

1977.

Я ценю возвышенную поэзию Окуджавы, а пивовар наблюдает поэтов, как микроб из под ободка унитаза.

Фобическое

Русские власти! Оставьте иллюзии, будто Тбилиси опасен сейчас. Нет никакой русофобии в Грузии, так как боятся не русских, а вас. Есть хачапури, гебжалия, лобио, есть мукузани и твиши потом, есть медвефобия, путинофобия, но русофобия — это фантом. Буду твердить вам, пока не во гробе я: есть усофобия сталинских лет, возле вампира всегда кусофобия, около труса всегда трусофобия, у женофоба всегда пуссофобия, а никакой русофобии нет. Был в Пакистане, бывал в Казахстане я, гостеприимство степное ценя, Вена, Британия, Прага, Германия без нареканий терпели меня, ныне я в Бостоне, в этом подобии средней России, с травой и рекой.
И не видал никакой русофобии! То есть вообще никогда никакой.
Если бы даже запел принародно я, — идеалист, идиот, патриот, — «Славься, Отечество наше свободное!» — многие встанут, а треть подпоет.
В чуждом сознании русское связано с русским романом (не бойся, открой!), с взлетом Гагарина, стругами Разина, с рыком Высоцкого, с черной икрой, с павловским танцем, с защитою Лужина, подвигом Питера, духом Москвы… Вас-то боятся, и очень заслуженно, но не за то же, что русские вы! Вижу немного грузинского в Кобе я, мало сердечности, мало ума — это банальная сталинофобия, грузинофобии в этом нема! Так же и вы: эти лобики узкие, гнусные лозунги наперевес, сальные глазки — какие вы русские?! То, что вы русские, — это эксцесс. То, что у вас пребываю в утробе я вместе со всей необъятной страной, — собственно, это и есть русофобия, и никакой не бывает иной.
Русская власть или, скажем, тбилисская — стоят друг друга, как волк и койот. Просто российская — более близкая, больше волнует и больше скребет.
Жизни, ей-Богу, не дал бы за обе я. Власть безнадежна, и я не о ней. Только какая же здесь русофобия? Арахнофобия — это верней.
Сколько вы рушили, сколько вы бредили, сколько разбили действительных скреп, как разругались со всеми соседями, их попрекая за дружбу и хлеб, денег расхитили, кровушки жаждали, вверх продвигали разнузданных шмар… Вы заслужили, чтоб русские граждане вас постарались забыть, как кошмар.
Можно закрыть перелеты воздушные, можно запреты ввести на боржом, снова вернуть ваши правила душные — те, над которыми сами и ржем, — снова вписать несогласных в предатели, миру являя опричную прыть, можно и выслать их к этакой матери, к этакой матери можно зарыть, сделать над Родиной низкое, тусклое, скучное небо, скуля и грозя… Только нельзя это выдать за русское. Выдумать можно, а выдать нельзя.
Если же кто-то, — сильна азиатчина! — громко заквохчет в какой-то момент, будто мое вдохновенье проплачено, или что сам я грузинский агент, или решит, что зациклен на злобе я, или не хочет со мною в кровать, — это не русо- и не юдофобия, а быкофобия.
Ну и плевать.
Дмитрий Быков

26 июня 2019 в 00:52 пивовар цитирует Д. Быкова:
п> Фобическое
п> Нет никакой русофобии

Слишком много слов понадобилось Д. Быкову, чтобы выразить набившую оскомину «истину» - «Россия агрессор!»

И то правда: со всеми соседями отношения перегадили: Россия Минина и Пожарского неуважительно поперла поляков из Москвы; Россия Кутузова французов поганой метлой до самого Парижа гнала (в нарушение всяких правил гостеприимства); у несчастной проигравшей войну Германии пол-Берлина захапала; ещё Россия не отдала Крым евреям; не позволила ичкерским волкам грабить Россию от Кавказа до Владивостока; Украину так перекормили, что те с жиру взбесились; Грузию льготами и поблажками заласкали до того, что те забыли, что такое национальный валовый доход
и т. д. и т. п.

Ох, Дима ты наш Быков, друг ты наш всешашлычный и всемирный – а поди-ка ты на бандеровскую тусовку и гордо воскликни – я просвещённый русский!

======

А Геше всё «любо»! )))