Уж этот стеб в привычном стиле! Гляди бодрей, дегенерат, смотри — Сенцова отпустили! Чему ты, собственно, не рад? Ведь как просили, умоляли, рыдали — слов не подберу! Взывали к совести, морали, рассудку, выгоде, добру, уже была и голодовка под вой элиты мировой, и вспоминать уже неловко, как издевались, что живой, — но вот прощенье уронили с кремлевских пасмурных высот, и вот Сенцов на Украине, семья цветы ему несет! Его, крутого террориста (не режиссера ни фига), что в складках Крыма затаился с коварством хитрого врага, простил наш лидер милосердный, поскольку благостен и сыт, но почему-то запах серный над этой акцией висит.

И надо б лидера прославить, являя искренность и пыл, и всех торжественно поздравить, кто за Сенцова тут топил, и всех, кто отдан за Сенцова, обнять бы, доблестных людей, — хоть их встречают образцово, закрыто, с «Рашею тудей»… Еще тем более и Яшин выходит с нар в конце концов, хотя уж как казался страшен — как без пяти минут Сенцов! Однако после всех усилий такое чувство, как на грех, как будто их не отпустили, а опустили сразу всех. Как ликовать при этих сценах? Он смотрит, будто обречен. И виноват совсем не Цемах, тут Цемах вовсе ни при чем. Уж как мы ждали, как кричали, и сколько было слов и драк…

Причины нынешней печали не сформулировать никак: хотелось света и покоя, качать героя, пить винцо — а чувство все равно такое, как будто плюнули в лицо. Ни умилений, ни идиллий, ни утешения уму: Сенцова — да, освободили, а нас освобождать кому? Как будто общею виною накрыто все и залито, и вспоминается иное, совсем как будто не про то: «Как вышедшие из тюрьмы, мы что-то знаем друг о друге ужасное. Мы в адском круге, а может, это и не мы».

Сенцов, который взял и дожил, хоть был для наших главный враг, — благодарить как будто должен, но вот вопрос — кого и как? Вся Украина вроде рада, она заслуженно горда, но у него такого взгляда мы не видали никогда. Ничто не делается быстро, у нас ни ратей, ни полков, ведь за него Сокуров бился, вступался даже Михалков, — но аргументы бесполезны. Нельзя сказать, что он не рад, но кто идет из адской бездны, тот всюду будет видеть ад. И вот, когда Господня милость опять прольется на Москву, и все, что нам доселе снилось, осуществится наяву, — не знаю сам, какой ценою, — в припадке общего стыда мы вряд ли радостью свиною отреагируем тогда. Смотреть мы будем виновато, как бы попав под колесо. Ведь мы не думали когда-то, что с нами можно сделать все, что сами мы на все способны, что мы не ангелы, а псы… Почти немы, почти загробны мы будем в первые часы. И в этом новом положенье — свобода, равенство, бардак! — мы вдруг увидим униженье, а не прощение никак.

Нам никогда не будет раем освобожденная страна. Мы о себе такое знаем, что не забудем ни хрена.
Мы вдруг поймем со страшной силой, как будто в нас ударит свет: при крике «Господи, помилуй!» — ждут не помилованья, нет. Мы молим, чтобы чашу мимо пронес кровавый бог вина. Мы знаем: жизнь невыносима, когда дарована она.

Вот потому-то у Сенцова на этом киевском крыльце нет ни приветственного слова и ни улыбки на лице. Конечно, с плеч упала глыба, допили горькое кино… Какое может быть спасибо?

Хотя — спасибо все равно.

Д.Быков

Б. Слуцкому
Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.

Б.Окуджава

12 сентября 2019 в 02:54 пивовар пишет:
п> люди царства своего
п> не уважают больше.
п> Б.Окуджава

Про уваженье нам не врут,
Но уваженья мало,
Когда налоги с нас дерут,
Чтоб царство не упало! : ~ (((

РОСТОВСКАЯ БАЛЛАДА

КОНТЕКСТ


В Ростове вынесли приговор двум местным жителям за организацию массовых беспорядков. Ростовский областной суд приговорил 19-летнего Яна Сидорова к 6,5 годам, а 23-летнего Владислава Мордасова к 6 годам и 7 месяцам колонии строгого режима. Кроме того, по этому делу получил 3 года условно 19-летний Вячеслав Шашмин.

По данным следствия, 5 ноября 2017 года Сидоров и Мордасов вышли в одиночные пикеты с плакатами «Правительство в отставку» и «Верните землю ростовским погорельцам». Шашмин в тот момент находился на площади перед зданием правительства. В отношении Сидорова и Мордасова было возбуждено уголовное дело по статье УК «Организация массовых беспорядков». Шашмину инкриминировали «участие в массовых беспорядках».

Сидят в Ростове два пикетчика
И выйдут, видимо, нескоро.
Увы, они не два газетчика,
Увы, они не два актера,
Они не из протестных идолов,
Не из прославившихся асов…
Один, что помоложе, Сидоров,
Постарше — Владислав Мордасов.

Душа России обесценена,
Цела единственная скрепа —
Не Катерина, не Каренина,
Не даже пареная репа,
Не имена духовных лидеров,
Не лица креативных классов, —
А та, с какой столкнулись Сидоров
И с ним посаженный Мордасов.

В России скрепу эту издавна
Приветствуют и уважают:
Воруют — это дело избранных.
Куда важнее, что сажают.
Сажают честного и подлого,
За форму глаз, за форму носа,
Берут по поводу, без повода,
С доносом или без доноса,
И олигарха, и опричника,
Кто с олигархом разобрался,
И демагога, и отличника —
Сплошное равенство и братство.
Мы все равны пред этой скрепою,
Пред этой барщиной и схимой,
Необъяснимою, нелепою,
Но все равно неотменимой.

Всех неугодных властно выдавив,
Всех несогласных отдубасив, —
Теперь до вас добрались, Сидоров
И подвернувшийся Мордасов.

Конечно, есть правозащитники,
Конечно, пашут адвокаты —
Они на это и рассчитаны,
Они затем и языкаты;
Но надоели эти пляски ведь!
Простите, граждане, за дерзость:
Одним сажать, другим вытаскивать, —
Но надо ведь и дело делать!
Нам лучше, чтоб другие делали,
А мы привычно тратим годы
На то, чтобы гордиться дедами,
Сажать и требовать свободы;
Нам это интересней выборов,
В России нет других запасов —
Всегда найдется новый Сидоров
И — за компанию — Мордасов.

Так почему ж все это терпится,
И почему не жаждем бурь мы,
И все в России еле теплится,
А триумфальны только тюрьмы?
Ужель в конце пути бесславного
Опять блуждаем вкось и вкривь мы?
Ведь как ни избегаешь главного,
Но не отвертишься от рифмы.
За что ты мучаешься, Сидоров,
За что страдаешь ты, Мордасов?
Да просто очень много (текст оборван),
Ужасно много (опять оборван).

Д.Быков

из поэмы "Сквозь прощальные слёзы"

...Вот, гляди-ка ты — два капитана
За столом засиделись в ночи.
И один угрожает наганом,
А второй третьи сутки Молчит.

Капитан, капитан, улыбнитесь!
Гражданин капитан! Пощади!
Распишитесь вот тут. Распишитесь!!
Собирайся. Пощады не жди.

Это дедушка дедушку снова
На расстрел за измену ведет.
Но в мундире, запекшемся кровью,
Сам назавтра на нарах гниет...

Поэма полностью: "Сквозь прощальные слезы" - Тимур Кибиров Milen Radev - De Zorata

предстоит А после она выплывает Как труп на весенней реке Но матери сын не узнает И внук отвернется в тоске АННА АХМАТОВА ВСТУПЛЕНИЕ Пахнет дело мое керосином Керосинкой сторонкой родной Пахнет Шипром как бритый мужчина И как женщина Красной Москвой Той на крышечке с кисточкой мылом Банным мылом да банным листом Общепитской подливкой гарниром Пахнет булочной там за углом Чуешь чуешь чем пахнет Я чую Чую Господи нос не зажму Беломором Сучаном Вилюем Домом отдыха в синем Крыму Пахнет вываркой

Из лирики этой весны

Теперь,
Когда,
Entre nous soit dit,
Мы в верном укрытьи и всё позади,
Ни пуль, ни учений, ни лжи, ни клевет,
А только вечерний божественный свет,
Клубника, малина, раздача наград,
Олива, маслина, шербет, виноград,
Одних умилило, другие скорбят,
Тин-тин — мандолина,
Буль-буль — водопад, —
Теперь
Скажу,
Что в некий момент
Я сам покупался на их аргумент,
Я сам превратился в чужой элемент,
Я сам сомневался — спасёшь или нет.

Тогда,
Пойми,
Никто же не знал!
Направо трясина, налево развал,
Направо скотина, налево амбал,
Направо тюряга, налево вокзал!
И всякий, кто предал, не чуял вины,
Поскольку не ведал исхода войны,
Кто мог его знать и облечь языком?
Ни Родина-мать, ни отец-военком
На фоне тщеты и сплошного вранья.
Наверное, ты.
И, по-моему, я.

Нет, были намёки:
Суббота, среда,
Ручьи, водостоки, закат иногда,
Отдельные бабы, как минимум треть,
Хоть мне и пора бы на них не смотреть,
Заливы, где хлещут пассат и муссон,
Забавные вещи — хомяк, патиссон, —
Но разве всё это утешит, взгляни,
На фоне того, что творили они?
Чтоб верить, когда разгуляется ад, —
Потребен какой-то особенный взгляд,
Особый товар
По особой цене —
И это как раз проявилось во мне.

Когда накренился
Престол золотой,
Когда усомнился уже и святой, —
Я, грязный из грязных, местами злодей,
В отличье от разных приличных людей,
Не ведая правил, не веря в мечты,
Как раз и поставил туда, куда ты.
Наглее сексота, смелей, чем нахал,
Как будто я что-то действительно знал,
Одних потешая, других разозлив,
Я все свои силы направил в прорыв,
Смеясь и ругаясь, как тролль боевой,
Махая руками, тряся головой,
Забыв, как юродствовал годы подряд,
Я в бездну погнал золотушный отряд.
О, как мы орали!
Мы были как сон:
Забыв о морали, забыв обо всём,
Седые от пыли, сорвав вещмешки, —
Насколько мы были страшны и смешны!
Уроды, юроды, отребье и сброд,
Подонки свободы, питомцы невзгод,
Позорная мета, оборванный скот, —
И именно это решило исход.

И в облаке были, в дырявой броне,
На тощей кобыле, на белом коне,
Как будто потерян в ревущей толпе —
Как был я уверен в тебе и себе!
Несли своё знамя на штурм и аврал,
Как будто мы знали.
(А я ведь не знал!)
Стократно охаян, но весел, как чёрт, —
Как был я нахален, доволен и твёрд,
Как будто я в зале явился на бал!
Как будто мы знали.
(Но я ведь не знал.)
Как регент, которого бросила знать.
Как нищий, с которого нечего взять.
Как рыцарь, носящий царя в голове.
Как шулер, укрывший туза в рукаве.

Д.Быков

5 марта 2020 в 23:31 пивовар пишет:
п> Это дедушка дедушку снова
п> На расстрел за измену ведет.
п> Но в мундире, запекшемся кровью,
п> Сам назавтра на нарах гниет...

А что вы хотели, чтобы на войне либеральничали?
Как бы сказал наш Арнольд Чёрный пахарь:
- Это война, детка...

За что ты мучаешься, Сидоров,
За что страдаешь ты, Мордасов?
Да просто очень много (текст оборван),
Ужасно много (опять оборван).

Д.Быков

Стихотворение не в бровь, а в глаз,
Не в ягодицу, а в очко,
Но кто конкретно (текст оборван),
Сказать сжимается оно.

George

6 марта 2020 в 10:47 Юрий Степанович пишет:

ЮС> А что вы хотели, чтобы на войне либеральничали?
ЮС> Как бы сказал наш Арнольд Чёрный пахарь:
ЮС> - Это война, детка...

..."Вы уже десяток лет, после голодного студенчества, когда одну шинель вам приходилось носить пять зим, а ботинки (тоже одни) вам латал знакомый сапожник "за так", работаете инженером в КБ в Москве. На дворе расцвет СССР, Вы недавно смогли с женой и дочкой переехать из холодного угла избы ее родителей в районе нынешней ул Свободы в отдельную комнату 9 кв.м. в доме–малоэтажке на Соколе (правда у вас на 18 комнат один туалет и кран, из которого течет ржавая холодная вода, но по сравнению с промерзающим углом это — роскошь). Жена работает учителем в школе, дочь — в яслях (вам повезло), двух зарплат с шестидневной работы вам хватает на скромную еду и типовую одежду, иногда к празднику вы можете даже подарить что–то жене — например "вечную" ручку. Жену вы любите и балуете — она молодая (родилась в канун революции), уже "новый человек", нежная и добрая. Зря вы ее балуете — не знает она, что можно, а что нельзя. Лучше бы били, как большинство ваших бывших соседей по деревне ее родителей! Как то в школе на педсовете, на разборе, почему не все учителя в достаточной степени доносят до классов справедливость и своевременность расправы с предателями и изменниками, она не только не выступает с сообщением о всеобщей радости, но даже тихо говорит своей многолетней подруге и коллеге: "как этому вообще можно радоваться — какие бы они ни были — они же люди!". Говорит она это тихо, но доносов будет написано целых три, один — от подруги. Жену вашу возьмут через неделю, в час ночи. Будут спокойны и вежливы, вы на два голоса будете кричать, что это ошибка, и они будут уверять — конечно ошибка, но у нас приказ, мы довезем до места, там разберутся и сразу отпустят. Утром вы начнете пытаться выяснять, а ваши друзья, на вопрос, как выяснить, будут уходить от разговора — и сразу от вас, при следующей встрече вас просто не замечая. Наконец вы дорветесь до нужного кабинета, но вместо ответов вам начнут задавать вопросы и покажут признательные показания — ваша жена была членом троцкистской группы, связанной с японской разведкой. Цель — развращать школьников и опорочивать советскую власть. На листе с показаниями будет ее подпись — дрожащая и слабая, в углу две капли крови. От вас будут требовать дать косвенные улики — "не могла же она не говорить с вами на эти темы? С кем из подозрительных лиц она встречалась?" Вы будете кричать "Этого не может быть, я знаю ее! Это провокация контрреволюционеров! Я буду жаловаться вплоть до товарища Сталина" "Ну хорошо, — скажут вам. — Вы сами решаете, помогать органам, или нет. Идите". Впрочем, возможно, что вид крови вызовет у вас приступ тошноты, к голове прильет, станет жарко, руки похолодеют и начнут мелко дрожать, а в груди появится мерзкое чувство тоски. Вы сгорбитесь и неожиданно услышите свой голос, говорящий "Да, да, да, конечно, теперь я понимаю, да, она говорила мне не раз, но я думал что это она — от доброты, но я, знаете ли, я всегда ей твердо говорил..." "Пишите" — подвинет вам карандаш "начальник". И вы напишете. Но это неважно, потому что в обоих случаях за вами придут через 4 дня — 4 дня, в течение которых вас не будут замечать коллеги и знакомые, и даже родители жены не пустят вас на порог. Вы пройдете все стадии — возмущения и страха; после первых побоев — ужаса и возмущения; когда вы усвоите, что бить вас будут дважды в день — в камере "по–народному", отбивая почки, ломая нос и разбивая лицо, а на допросе — "по–советски", выбивая печень, разрывая диафрагму, ломая пальцы, раздавливая половые органы — вы сживетесь с ужасом, и никаких других чувств у вас больше не будет. Вы даже не будете помнить, что у вас была дочь (и где она?) и жена."

-Это война,мальчик... Война на уничтожение собственного народа.

Кто- то метко сказал, что сталинисты мечтают о Сталине для других, но не для себя.