Суета сует

У меня было время и была возможность видеть красивые здания, нарядные гостиные, воспитанных, очень культурных людей, которые непринужденно, легко входят в эти гостиные, сидят, болтают, курят, пьют кофе… Я всегда смотрел и думал: «Ну вот это, что ли, и есть та самая жизнь — так надо жить?» Но что-то противилось во мне этой красоте и этой непринужденности: пожалуй, я чувствовал, что это не непринужденность, а демонстрация непринужденности, свободы — это уже тоже, по-своему, несвобода. В доме деда была непринужденность, была свобода полная. Я вдумываюсь, проверяю, конечно, свои мысли, сознаю их беззащитность перед «лицом» фигуры иронической… Но и я хочу быть правдивым перед собой до конца, поэтому повторяю: нигде больше не видел такой ясной, простой, законченной целесообразности, как в жилище деда — крестьянина, таких естественных, правдивых, добрых, в сущности, отношений между людьми там. Я помню, что там говорили правильным, свободным, правдивым языком, сильным, точным, там жила шутка, песня по праздникам, там много, очень много работали…
В. М. Шукшин. Слово о "Малой Родине"

Родина... И почему же живет в сердце мысль, что когда-то я останусь там навсегда? Когда? Ведь непохоже по жизни-то... Отчего же? Может, потому, что она и живет постоянно в сердце, и образ ее све

АВ! Очень правильно о "малой родине" пишет В.Шукшин, практически тоже самое испытывал я, когда: учился, служил и возвращаясь в материнский дом - испытывал смущение, робость, оправдывался перед друзьями и пытался им угодить или оказать какую-либо услугу. Теперь я узнал, что был неодинок в своих чувствах. Спасибо за сноску!

Надеюсь, что данная публикация не является личным выпадом.
Давным-давно, в девяностые годы, сидел я в компании с одним неглупым испанским дядькой. Был тот преуспевающим менеджером в нефтяном бизнесе, почти всё время проводил в России, разведывая на благо цивилизованного мира наши недра. Россию по-своему любил.

И вот в ходе беседы за рюмкой водки (которую испанец тоже любил) он всплеснул руками и возопил: «Я все-таки вас, русских, не понимаю! Ну что дергаетесь? Америка вас победила и завоевала! Всё! Она самая могучая и великая страна на Земле! Надо к этому как-то приспосабливаться и получать от жизни удовольствие!»
Наша компания, особенно в тот момент (пьяный Ельцин куражится на трибунах, повальная нищета и разруха, первая война в Чечне) не отличалась каким-то квасным патриотизмом. Напротив, все в массе своей не любили недавно почивший СССР, восхищались Западом, ругали Россию. Но в этот момент что-то изменилось. Неуловимо.
«А ты знаешь, что мы все, здесь сидящие, — офицеры запаса? — вдруг спросил самый толерантный и добродушный из присутствующих. — И за свою страну готовы умереть в бою. Это вы приспосабливайтесь. А нас никто не победил и не завоевал. Мы сами себя победили».
И в этот момент я понял что-то очень важное, о чем не стану сейчас говорить, дабы не показаться пафосным и сентиментальным.

А вчера я сидел, проглядывал ЖЖ, скользил по каким-то ссылкам… И мне становилось все более и более стыдно. Мне становилось противно. Я сидел и читал истерику взрослого вроде как человека, который вдруг от лица всех россиян принялся поливать матерной бранью крымчан — за то, что они решили присоединиться к России, а у него теперь квартплата выросла.
Я читал фантазии небратьев, в очередной раз уничтоживших в Донецке российский спецназ, наблюдал за героями книг Бушкова, башкирскими абитуриентами и уральской бронетанковой милицией. Я читал всхлипы о выросшем долларе и о том, что не получится поменять айфон с пятого на шестой.
И мне было нестерпимо, до прикрытых ладонью глаз и непроизвольных гримас, стыдно. За вас. За нас. За Россию, где преспокойно ходят и гадят вокруг предатели и паникеры всех мастей — и редко, крайне редко получают отпор. А если и получают — так от неуклюжего государства, скованного желанием соблюдать попранную и выпотрошенную во всем мире демократию и свободу слова, а не от обычных граждан.
Вы что, не понимаете, что идет война? Что обрушение нефтяных цен — это не менее мощный удар, чем ядерная бомба? Что пушки и баллистические ракеты убивают мирных людей прямо за нашей нынешней, в коммунистическом угаре начертанной границей? Таких же людей, как мы. «Ватников», как они нас называют. Вы не понимаете, что против нас выступает действительно самая богатая, сильная, жестокая и бесчестная страна мира (плюс ее лимитрофы и оккупированные территории)? Вы не догадывались, что на войне порой бывает немножечко трудно, иногда случается капелюшечку страшненько, а временами даже убивают больно и навсегда?
Не мы это начали. Не мы развязали фашистский угар на украинской территории. Не мы ввели санкции. Не мы хотели ссоры. Не приняли бы к себе Крым — там стоял бы сейчас американский флот, жители боялись бы говорить по-русски, а повод нас давить все равно бы нашелся. Или бы вы сами с криками «позор, не вступились за наших русских братьев!» выбежали бы на Манежку свергать власть — как все и планировалось заокеанскими кукловодами. Кто по недомыслию, кто из патриотизма, кто по широте душевной, но выбежали бы.
Потому что цель у врага — одна. Разорвать. Расчленить. Уничтожить Россию. Навсегда. Стереть народ — весь русский народ, свести его к фофудьям и балалайкам, дожать до состояния наших небратьев — чтобы «садочек у хатки», а хатка непременно с краю, чтобы во власти сидели назначенные иноземные управленцы, чтобы нацистики и фашистики маршировали по городам, чтобы разжечь национальную вражду, чтобы свести с ума и заставить забыть свое имя, историю, лица своих отцов, память своих дедов. Чтобы сцепились народы и нации, веками жившие вместе, преодолевшие обиды и амбиции, соединившиеся в великую Россию.
Идет война. Она всегда шла, и всегда будет. Но у вас есть выход, не стану обманывать. Если нет гордости, если нет достоинства, если нет духа — уйдите прочь. Никто вас не держит. Уезжайте к нашим процветающим небратьям. Уезжайте в великую независимую Болгарию. Уезжайте в свободную Германию. Уезжайте в храбрую деловую Францию.
В конце концов, вы можете попробовать уехать и к мировому полицейскому — цацкаться с вами не будут, но на пайку, скорее всего, заработаете, а ваши дети получат право называться полноправными гражданами, убивая чужих детей. Предателей, конечно, нигде не любят — но вы всегда сможете объяснить, что вам не нравилась власть, климат и отсутствие какой-нибудь свободы. Если вас это устраивает — Бог вам судья.
А мы останемся и победим. Как делали всегда, все века своей истории…

Автор — Сергей Лукьяненко

А я, с дурума, сижу читаю - думал АВ сам так красиво написал

ДВЕНАДЦАТАЯ БАЛЛАДА

Если б был я Дэн Браун — давно бы уже
Подошел бы к профессии правильно.
Вот идея романа, на чьем тираже
Я нажился бы круче Дэн Брауна.
Но роман — это время, детали, слова,
А с балладою проще управиться.
Начиналось бы так: Патриарх и Глава
Удаляются в баню.
Попариться.

(Происходит все это не в нашей стране,
Не на нашей планете, а где-то вовне.)

Разложив на полке мускулистую плоть
И дождавшись, пока разогреется,
Президент бы спросил его:
— Есть ли Господь?
Патриарх бы сказал:
— Разумеется.

Президент бы промолвил:
— Я задал вопрос,
Но остался, похоже, непонятым.
Патриарх бы ответил:
— Ну если всерьез,
То, естественно, нету. Какое там!

Президент бы его повалил, придавил
И сказал:
— Я с тобой не шучу. Уловил?
Жаркий воздух хватая, тараща глаза,
Патриарх бы сознался безрадостно:
— Ну за что ты меня?
Я не знаю… не зна…
Президент бы сказал:
— Мы дознаемся.

И ушел бы приказ по спецслужбам страны:
Оторваться на месяц от всякой войны,
От соседских разведок, подпольных врагов
И от внешнего, злобу таящего,
Разыскать,
Перечислить наличных богов
И найти среди них настоящего —
Меж мечетей, меж пагод, меж белых палат…
Не впервой им крамолу откапывать!
Ведь нашли же однажды.
А Понтий Пилат
Был не лучше, чем наши, уж как-нибудь.

И пойдет панорама таинственных вер:
Вудуист, например,
Синтоист, например…
Это сколько же можно всего описать!
И мулатку, и немку прелестную,
И барочный фасад,
И тропический сад,
И Мурано, и Бонн, и Флоренцию!
Промелькнул бы с раскрашенным бубном шаман
И гречанка с Афиной Палладою…
Но зачем мне писать бесконечный роман,
Где отделаться можно балладою?

И, обшарив сакральные точки Земли,
Возвратятся герои в песке и пыли,
Из метели и адского печева,
И признаются:
— Мы ничего не нашли.
А докладывать надо.
А нечего.

И возьмут они первого встречного — ах! —
Да вдобавок еще и калечного — ах! —
И посадят без всякого повода,
И хватают его, и пытают его,
И в конце уже богом считают его,
Ибо верят же все-таки в Бога-то!
И собьют его с ног,
И согнут его в рог,
Ибо дело действительно скверное, —
И когда он под пыткой признает, что Бог,
Он и будет тем Богом, наверное.
Покалечат его,
Изувечат его,
А когда он совсем покалечится —
То умрет под кнутом,
И воскреснет потом,
И, воскреснув, спасет человечество.

И начальство довольно –
Не в первый же раз
Предъявлять бездыханное тело им.
Неизменный закон торжествует у нас:
Если Господа нету,
То сделаем.

И случится просвет
На две тысячи лет,
А иначе бы полная задница,
Потому что ведь Бога действительно нет,
Пока кто-то из нас
Не сознается.

Автор: Дмитрий Быков

6 марта 2015 в 01:08 пивовар пишет:
п>

"Песни их, насквозь, фальшивы!"
"Они ведают, что творят?". Кто? - либерасты!